Дверной проем для бабочки - Владимир Гржонко Страница 15

Карлосу показалось, что щелчок прозвучал мягко и влажно, с короткой сухой точкой в конце, как удар топора по куриной шее. Пусть эта жалкая вонючая баба уберётся из его жизни! Но она протягивала к нему свои тонкие руки и пыталась выбраться наружу. Карлос ударил её, и баба легко запрокинулась обратно, улеглась головой в темень багажника, и только две грязно-жёлтые пятки торчали поверх туловища той идиотской куклы, которую он украл с помойки. Пусть эта тварь, которая обманула его, которая была так похожа на Неё… Пусть она сдохнет, превратится в ничто, в такой же вонючий манекен!..

Карлос повернулся к сидящему на земле растерянному Очкарику. Почти совсем рассвело, и Карлос увидел, что Очкарик вовсе не растерян, а наоборот, кажется спокойным и даже чуточку сонным. Карлосу захотелось ударить и его, с разбегу заехать ногой в грудь, а потом ещё добавить по почкам…

Билли, увидев сосредоточенное злобное лицо, не испугался — просто потому, что был пуст и лёгок и все его ощущения были смутными. Он отбросил остатки «железки» и встал — как раз в тот момент, когда мексиканец подбежал к нему и замахнулся.

Но желание избивать покинуло Карлоса так же быстро, как и появилось. Высокий худой Очкарик в грязном чёрном костюме ни в чем не виноват. Он просто не удержал Её, не смог удержать. Для того чтобы удержать такую, надо быть… Ну, надо быть мачо — вот хотя бы как он, Карлос. Хотя получается, что и сам он не очень-то… Иначе почему бы он доверил общение с Ней кому-то другому, а особенно этому пугалу?

Карлос в нервном недоумении сильно хлопнул себя ладонью по щеке. A-а, какая теперь разница! К нему пришло выработанное полным опасностей, полубездомным житьём трезвое понимание. Он огляделся: совсем светло, пора отсюда сматываться. Машину можно бросить без опаски: она зарегистрирована на поддельное, несуществующее имя, так что его, Карлоса, никто не найдёт. Пусть со всем этим разбираются копы! А Очкарик никогда его не опознает — вон он какой отъехавший. Хотя хорошо бы увести его отсюда. Карлос посмотрел на свою покорёженную машину и вдруг почувствовал себя значительно лучше; ему показалось, что сладкое и тягостное наваждение, преследовавшее его в последнее время, наконец-то прошло. Всё, нет Её а может быть, и не было никогда! Неважно! Все бабы, какого бы цвета и сложения они ни были, одинаково пахнут и под мужчиной, и так, сами по себе. Как он, дурак, не понял этого раньше! А Та, что явилась ему на шоссе… Карлос метнул взгляд наверх, короткий и нескромный, как в детстве, в комнату пыхтящей под клиентом матери, и быстро перекрестился. Иисус Мария! Как он только мог! Но один вопрос оставался нерешённым. Один-единственный…

Мексиканец ухватил Билли за рукав и потащил в просвет между кустами к зеленовато-стальному весеннему озерцу. Его улыбка показалась Билли неожиданно застенчивой…

Карлос заговорил только тогда, когда они выбрались на ещё безлюдную уютную аллею с горбатым мостиком над всё ещё тёмной водой и уселись на скамейку. Ему было немного неловко задавать такой дурацкий мальчишеский вопрос. Он чувствовал в Очкарике что-то новое — спокойную и полную внутреннего достоинства расслабленность, которую вначале принял за слабость. Конечно, у этого можно спросить такое, этот должен понять. Смешно, но ему, Карлосу, обязательно нужно узнать ответ. Иначе… Иначе это будет мешать ему и дальше, всю жизнь, а он… Карлос снова чиркнул глазами по совсем уже светлому небу — он хочет найти себе нормальную, человеческую бабу и… И жить спокойно, без дурацких фантазий.

Билли не очень удивился самому вопросу; он вдруг понял, как сильно устал от всего случившегося с ним со вчерашнего дня, от собственных переживаний. По-настоящему он удивился только тогда, когда сообразил, что, оказывается, совершенно не знает ответа. Он добросовестно напряг память, но так и не вспомнил. Ему стало неловко: мексиканец ждал, они вроде бы играли в одну игру, но… Билли было нечего ему сказать. Никогда специально не обращал внимания. Потому что слишком внимательно следил за другим. Нет, не вспомнить! Лучше уж признаться честно. Мексиканец никак не мог поверить, что такое возможно, и его любопытство оказалось заразительным: Билли почувствовал, что сейчас, в своем новом, освобожденном от «железки» и прочих ограничений состоянии, ему тоже совершенно необходимо выяснить… Он подумал о тётушке Эллен, привидевшейся ему совсем недавно, и хмыкнул. Потому что только эти двое — улыбающаяся тётушка да еще корова-Матильда — и оставались в памяти, начиная с того момента, как он открыл багажник, и до тех пор, когда очнулся на земле и обнаружил, что «железки» больше не существует. Ну уж нет, они прекрасно обойдутся без тётушки! И он простодушно предложил мексиканцу:

— А давай пойдем и посмотрим!

Странно, что Карлос не додумался до этого сам. Действительно, что может быть проще! Он взглянул на Очкарика с некоторым уважением. А тот, расценив его взгляд как поощрение, легко вскочил со скамейки и огляделся. Они находились в Центральном парке. Том самом загадочном переменчивом парке, который Билли так любил разглядывать из своего окна. Билли вдруг показалось, что именно сейчас — как раз на грани между чёрной ночной жутью и обыденной дневной скукой — в этих полутёмных пустых аллеях и должно произойти что-то такое, о чём раньше, в темноте спальни, можно было только мечтать. Билли охватило такое жгучее нетерпение, что он вскочил и оглянулся на мексиканца. Карлос неторопливо поднялся со скамьи. Конечно, если действовать, то только сейчас, потом будет поздно. Иисус Мария! Они вовсе не замышляют ничего плохого, как могло бы показаться! Что-то он стал труслив и набожен, совсем как дурачок Хозе. Этого ещё не хватало!

В гулкой тишине, стоящей над озером, Карлос услышал далёкие голоса, напрягся и схватил Билли за руку. Невидимые из-за горбатого мостика, к ним приближались ранние прохожие. Билли тоже их услышал, но ещё ничего не успел сообразить, а мексиканец уже тащил его в кусты, шепча на ухо что-то азартное и горячее. Ну да, подумал Билли, так это и должно происходить, именно так и должно… Карлос, не выпуская его рукава, пригнулся как настоящий охотник, заставляя и долговязого Очкарика слегка присесть. Он чувствовал горячее любопытство, короткими сильными ударами бьющее в виски и в низ живота, и усмехнулся, когда увидел, что по асфальтовой дорожке бегут две женщины в чем-то тёмном и предельно обтягивающем. Одна была молодой, коротконогой, с большой колышущейся грудью и выпуклым тяжёлым задом. Зато вторая, постарше… Карлос ошеломленно замотал головой. Та, что постарше, была высокой, худой и очень белокожей. Она нелепо держала руки перед грудью, как бы подражая подруге, но придерживать ей было нечего — расплющенная эластиком плоская грудь никак не отзывалась на не слишком ловкие движения тонких ног с большими коленками и длинными ступнями в дорогих кроссовках.

Ну вот сейчас и посмотрим, решил про себя Карлос, и сразу же вслед за этим все звуки исчезли. Во внезапно наступившей тишине он снова почувствовал себя шаром, только не литым и стальным, а лёгким и упругим. Билли тоже услышал, ощутил каждой клеточкой своего тела звенящую тишину и испугался. Но испуг был не тем — тяжёлым и невыносимым, заставившим его бежать из дома, а совсем другим — нетерпеливым, липким и мнимо послушным его воле. Билли понимал, что сейчас должно произойти и что это должно произойти именно здесь, в этом наполовину придуманном им парке и именно сегодня, когда он так чудесно освободился от «железки»… Карлос не обращал внимания на Очкарика, он видел только приближающуюся парочку, их открывающиеся рты: один пухлый и темный от помады и другой, с бледными тонкими губами, чуть выделяющийся на узком бледном лице. Карлос шагнул вперёд. Он внимательно смотрел на этот рот, следил за ним, как будто ждал какого-то непонятного знака. Когда женщина оказалась совсем рядом — так, что Карлос мог бы до неё дотронуться, — её рот дрогнул, потом замер, потом чуть искривился и исчез: женщина, взмахнув пышными, стянутыми на затылке светлыми волосами, отвернулась от Карлоса. Он так и не дождался никакого знака…