Незавершенное дело Элизабет Д. - Николь Бернье Страница 15

Только сегодня вечером она не станет ничего готовить, ну, за исключением чего-нибудь самого легкого, для детей. Они договорились со студенткой местного колледжа насчет помощи с детьми и собирались отметить годовщину в своем любимом ресторане. «Флокс» открылся пять лет тому назад как эклектик-кафе – в лесу, но быстро приобрел до некоторой степени культовый статус благодаря кухне из свежих даров моря и выращенных здесь же, на острове, органических продуктов. Вскоре его заметили газеты и журналы, и хозяева открыли новый зал, что привлекло новых покровителей – охотников до горяченького. Заказать столик становилось проблемой, несмотря на то что качество падало из-за наплыва клиентов. Посетители готовы есть выращенного в резервуаре морского окуня, скользкого от вонючих водорослей, лишь бы только в меню это было представлено как новомодный тренд.

Наверно, Кейт следовало бы глотать слюнки в предвкушении великолепно приготовленных, а потом убранных кем-то другим блюд. Можно сделать прическу и надеть то вечернее розовое платье с открытой спиной и без рукавов. Слишком женственное на ее вкус, но очень нравится Крису. Они бы выпили по бокалу вина и перемыли косточки посетителям бара, разговаривали бы много и ни о чем, как в былые дни. К ней вернется острый юмор, а он будет улыбаться с тем забытым выражением удовольствия, которое не имеет никакого отношения к работе. Потом они вернутся в бунгало, расплатятся с няней и, даже не почистив зубы, завалятся в постель.

Но на нее снова накатила апатия. В последнее время все чаще возникало чувство обманутых ожиданий, а если так, то зачем стараться. Эту двойственность и разочарование она испытала несколько недель тому назад, за обедом с подругами. Ей нравились эти женщины, такие же мамы из детского сада, куда ходила Пайпер. Но весь вечер не оставляло ощущение, словно что-то идет не так. Она не могла поддерживать общий разговор и шутить вместе со всеми, реагировала на все с опозданием. Домашний ремонт никогда не был ее сильной стороной. Но даже когда речь заходила о детях, она не знала, что сказать. Все это было не важно; она не могла отделаться от ощущения, что долго так не продлится.

Эти настроения появились после смерти Элизабет, но вместо того, чтобы постепенно сойти на нет, они только укреплялись, проявляясь все сильнее. Порой на нее будто наплывал туман, и в голове не оставалось ни одной мысли, которой стоило бы поделиться; порой в душе вырастала паника, казалось, что-то вот-вот пойдет не так. Она всегда заботилась о безопасности своей семьи, но это было совсем другое. Опасность таилась повсюду – стремительная и ускользающая, и нигде и никто не был к ней готов. Казалось, Кейт одна ощущает ее присутствие в воздухе, едва уловимый душок, как первый, металлический, момент дождя.

Она ничего не говорила Крису, не могла даже представить себе это. Зато представляла, что он мог бы сказать в ответ. После того как Крис перестанет улыбаться (а его первой мыслью непременно будет, что она шутит), выражение лица начнет меняться, он попытается осознать, с чем имеет дело, и в глазах появится сострадание. Он предложит ей то же, что и всегда, – походить в тренажерный зал, снова заняться плаванием или вступить в профессиональный интернет-клуб поваров. Ему могло бы даже прийти в голову, что это прямое подтверждение того, что Кейт должна принять новое предложение, поскольку, оставаясь дома, она просто сходит с ума. А еще хуже, что она уже настолько тронулась, что не способна работать, поэтому лучше ей найти «кого-то, с кем можно поговорить». Ведь это тяжело – потерять подругу, и да, возможно, все произошедшее отразилось на ней особенно сильно.

Получить такого рода предложение с его стороны… это что-то. Крис был из тех людей, которые предпочитают во всем обходиться своими силами, и слово «терапия» не входило в его лексикон.

Этого Кейт и боялась: не профессиональной помощи, мысль о которой приходила ей в голову, но необходимости в которой она не видела, а того, что Крис будет смотреть на нее и видеть неуравновешенность и слабость.

Как давно они никуда не выходили, чтобы вместе пообедать – только вдвоем. Ей представлялась хрупкая тишина, попытки поговорить проваливаются одна за другой и в конце концов сменяются ничего не значащей болтовней о том, какая завтра будет погода и стоит ли идти на пляж. Таких вечеров, когда после возвращения домой они сновали друг возле друга, часами не произнося ни слова, погруженные в собственные дела, случалось немало. Кейт была благодарна за несколько часов тихой сосредоточенности, но порою ощущала нехватку спокойного дружеского общения, молчаливого союза единомышленников. Жизнь каждого текла по своему расписанию, и она больше не могла с уверенностью сказать, что у них одинаковые взгляды на то-то и то-то.

Но разве это возможно, одиночество вдвоем? Кейт порой пыталась представить себе, что будет, если после обеда она войдет в его кабинет с книгой или ноутбуком, сядет на диван, а не останется, как обычно, в гостиной. Что тогда? Может, он взглянет на нее поверх своего компьютера с удивленным видом, а потом улыбнется: «Эй, привет». Или она уловит колебание? Она тихонько сидит рядом; каждый ощущает присутствие другого в комнате, и каждому это мешает. Стоит одному пошевелиться, как другой тут же отрывается от работы. Она могла бы иногда комментировать что-то из прочитанного, только комментарий вряд ли можно правильно оценить без контекста. Через час или около того она встает, потянувшись, пробормотав, что уже поздно. А следующим вечером она уже остается в гостиной. Уединение – дар. Но уединение с другим человеком – это уже искусство.

Ей как-то не приходило в голову поместить в такую ситуацию Элизабет и Дейва. Но, если вдуматься, отношения у них, скорее всего, были ровные. Элизабет читает книгу, Дейв сидит на кожаном диване, просматривает рекламные предложения нового снаряжения для гольфа. Когда он встает, идет за чашечкой кофе или мороженым и спрашивает, не нужно ли ей что-нибудь, она отвечает благодарной улыбкой. А могло быть и иначе. Может, ей хотелось, чтобы он вернулся в комнату с двумя бокалами вина, встал, заслонив телевизор, и отобрал у нее книжку.

Кто знает, в жизни так много невысказанных желаний.

* * *

Два вечера подряд Кейт читала дневник, засиживаясь на чердаке допоздна, когда уже последние суда возвращались в темную гавань и движущиеся огоньки напоминали фосфоресцирующих рыб. Во второй вечер она открыла дневник с некоторым колебанием. Представляя, какой была ее подруга в средней школе, она видела новоиспеченного редактора ежегодника, типичную американскую школьницу, подрабатывающую бебиситтером. Но та девушка, что вырисовывалась на страницах дневника, выглядела не такой жизнерадостной, как многие, более независимой и творческой, но в то же время гораздо более одинокой. Кейт поймала себя на том, что хотела бы увидеть фотографию подруги и понять, какой она была до того, как стала мамашей, надевающей болтающиеся серьги-тыквинки на Хэллоуин.

Прочитанные прошлым вечером многостраничные записи относились к последнему школьному году. Элизабет скрупулезно заносила в дневник те детали, которыми обмениваются шепотом подружки. Ожидая ответа на посланные в колледжи заявления, она занималась живописью и немного подрабатывала. Как и многие ее подруги, она пробовала алкоголь; выпивка на воскресных вечеринках давала странное ощущение расплывчатости, размывая ту черту, где заканчивалась одна и начинались другие. Они сидели с Майклом в машине, включив радио. Когда он поцеловал ее, то позволил себе только касаться лица и не стал сразу же запускать руку под блузку. Элизабет расценила это как показатель чистоты намерений и таила надежду, что скоро он попросит ее сидеть с ним за отдельным столиком в кафетерии, как делали другие пары.