Макаров чешет затылок - Павел Улитин Страница 15

Они же и были там вместе. Это значит, что он наконец дома бывает. Надо быть комиссаром Мегрэ, чтобы следить за передвижениями твоего Ба Дзинь-дона [58]. Тихий Дон /жуан? шуан? кихот?/ ушел с головой в метаматематику. Его шеф доктор Кибернетович обещал устроить его на синекуру. Целый день сидеть за пультом и читать что угодно, потом нажать кнопку и выключить. А можно и совсем не придти на работу. Надо только предупредить следующую смену. Девочка в белой кофточке на него обиделась. Он завел одновременно роман с шестью девушками, в том числе с двумя ее лучшими подругами. Его роман можете прочитать. Я вам дам 3 рассказа. Но вам же нельзя будет сказать: брось, Лева, займись лучше языком. Нельзя же слыть переводчиком и не знать языка. Это же несерьезно.

В «Крокодиле» он сидит в одной комнате с А. Моралевичем.

странная пагинация 3294–3303

10 стр

3294

Но я была в долгу перед ним. Но я отплатила долг и даже, по его словам, слишком щедро. А проблема та же самая. Если картину художника никто не видел, кроме друзей и знакомых, то произведение искусства существует или его нет? Не издан – не автор, не пойман – не вор. Жандармский ротмистр писал стихи и даже заумные, говорил, что он поклонник Андрея Белого и считает себя символистом. Шурочка Домонтович теперь – «страшная Коллонтай». Один был Радек, а другой – Рудзутак, разве не так? Совсем не так. Другой был Карахан. Флотский офицер переводил Гераклита [59]и цитировал по-гречески «все течет, все изменяется». Неизменной была только первая любовь. Обе сестры Цветаевы были влюблены в этого флотского офицера, переводчика Гераклита. Чертовски важный носорог из «Нового мира». Сотри случайные черты, и даже ХУНВЭЙБИН прекрасен. Не надо меня агитировать за Солнечную Систему. Кто сказал Авдотья Израилевна? Берете вещь, кладите ее на место. Это я с вами так, а с ним я не могу и рта раскрыть. Он был озлоблен, я угрюм, – шептал бумаге карандаш. А кто ему давал право судить себя и прощать себя? А кто ему давал право присваивать себе такое право? Вспомнил цитату через 45 минут за столиком. Только и событий. Первый импульс был и последним. Вопрос о подавлении первого импульса не поднимался. У вас была в глазах такая грустная усталость. Знатоком и поклонником Есенина в тех кругах был Мишка Шухарин. Вы сделали все выводы? Я так и подумал. Загадочные сны снились тогда, когда турчанка Азадэ ушла из нашей жизни. А когда она была, снился кто-то еще. Автор рассказа «Что просматривается, то и простреливается».

3295

Просто слова, написанные в темноте в ожидании рассвета и вдохновения. Утро начинается с недоумения и запаха кофе. Недоумение пахнет табаком сигареты «Памир». Ничего от этих страниц не остается, ничего. Но теперь уж поздно. Теперь уж взялся за гуж, дочитывай до конца. Что бы это значило в конце концов? Если останусь жив и когда буду на свободе, ни одной секунды даром тратить не буду. Ни одной минуты, ни одной секунды. Слух обостряется, если все время с напряжением прислушиваться и всю жизнь кругом воспринимать на слух. Над потолком шаги в сапогах со скрипом, твердый шаг военного человека, но в мягких сапогах большого командира. Сейчас я не могу, сейчас лучше про коньки. Эти слова нужны для равновесия. Чтобы не было удушья. Иначе сдохнешь от тоски, не видя ни одного живого слова. Терпения нехватает в лавке букиниста. Пусть останется. Решено. Завораживает. Или отталкивает. Соображает человек или не соображает, что делает, когда делает? Соображает только, когда не делает и только то, что не делает. Что получалось тогда, об этом можно судить только по читабельному тексту. Вдруг жуткая серьезность, как «Он погиб, а вы живы!» Такой был разговор в Гослитиздате. Не вижу разницы. Это про новую ленту. Странная какая-то лента.

3296

Я не знаю, что это такое, но что бы это ни было, это не имеет значения. Три круга по воде. Ты откроешь чужую книгу на чужом языке, и на минуту тебе покажется родимый дом. Раз, два, три, а это четвертый, не считая того, что еще вчера лежало на самом видном месте. Сидел, молчал, примеривался.

Ты б хотел иметь такую жизнь? Почему в первый раз вызывалось такое жуткое отталкивание? Почему по-французски это кажется совсем другой книгой? Огромное количество чужой макулатуры.

А никто не старался понравиться. В сухих рассужденьях искать ускользнувшую нить. Каким бы годом это ни было помечено. Не за что ухватиться. Как они его переводят? Как они его читают по-итальянски? Что он им может сказать? Одно сплошное удивление. Смех. А его собственные объяснения тоже курам на смех. Вы давайте нам то, что вы даете, а там мы как-нибудь сами разберемся. Что там было? Что там говорилось? Почему такой неожиданный результат? Все сошлись на ярко выраженном желании именно сойтись на одинаковом отношении к Михаилу Булгакову. Все-таки значит, нет-нет да и пробьется охота возвратиться в заколдованный круг, а? Что-то вроде этого. Тут одной паутинкой все не объяснишь. Чем могу быть полезен? А перед глазами красавец-эфиоп. Он мыслит вслух, а мы смеемся. А рядом сидят свои заботы. Повернись налево, тут свои. А рядом с ними сидит еще чья-то радость. Чего больше: стремления найти общий язык или желания выказать свою индивидуальность? Вам понравилась утка? А мне не досталось. Опять те же самые события, только касаются кого-то еще. Звено выпало. Чертовщина забылась. Кому-то что-то может придти в голову. Рвутся нити, рвутся-обрываются. В октябре 64 года? Это было интересно 2 года назад. А тогда почему 32-й год, где говорилось о 16-м годе, нам вдруг важней и интересней?

3297

КАК БУДТО НИЧЕГО ЭТОГО НЕ БЫЛО.

А у меня до этого была целая жизнь. Мы разошлись. Не поссорились, но раздружились. А у него после этого была целая жизнь. Там каждые четыре месяца можно считать за целую жизнь. Я помню его каждое движение. Я помню каждое его слово. Первая неделя первого месяца первого семестра первого курса. Самый первый день был с ним и последние дни были не без него. Но нет чего-то, за что зацепившись, можно было бы спокойно и без боли вспоминать каждый день день за днем. А рассказчик вообще за пределами такого рассказа. Это, может быть, несправедливо по отношению к рассказчику – он-то тут при чем? – но, увы! все время маячит другая – бОльшая – несправедливость, и она-то мешает плавному течению повествования. Мундир не помешал бы. А книги мешают. Книги с тумбочки, с этажерки в той комнате, где висел портрет Эдмона Ростана. А может то был не Ростан, а граф Рэтленд? [60]Вмешательство третьего было особенно обидным и оскорбительным. Счет не закрыт. Чашечки весов все время то вверх, то вниз.

Я украл у нее сердце. Он украл у меня дружбу. Нас обокрали. Нас наградили постоянной болью. Между нами легла пропасть. Между нами встала стеклянная стена. Нам не понять друг друга. А у новейших поколений свои заботы. Им и вовсе не до нас. Он тоже умер смертью героя. Я опять ищу слова, которые все время ускользают.