Бальзамировщик. Жизнь одного маньяка - Доминик Ногез Страница 15

И вот теперь я, в свою очередь, в первый раз (но, разумеется, не в последний!) входил в обиталище Бальзамировщика. В противоположность Эглантине и, скорее всего, потому, что я не заходил в комнату с чучелами животных, я бы не сказал, что это «свалка», — очень чистое, даже немного «стерильное» место. Если уж говорить начистоту — я, несомненно, был жертвой предрассудков, связанных с ремеслом мсье Леонара: внутренний голос твердил мне о запахе sui generis [32]и даже о запахе смерти, что было очевидным преувеличением, ибо казалось маловероятным, что мсье Леонар работает на дому.

Он провел меня в просторную светлую гостиную, о существовании которой я раньше не догадывался по той простой причине, что ее высокие окна выходили не во двор. Потом усадил меня за стол, дождался, пока я включу диктофон, и неожиданно бодрым тоном сказал:

— Итак, что вы хотели узнать?

По его воодушевлению, которое лишь слегка сдерживали с трудом двигающиеся губы, я понял, что ему не терпится поговорить о своем ремесле — даже скорее призвании.

— Прежде всего, — начал я, — где конкретно вы работаете?

Он объяснил, что, после того как долгое время был сотрудником Центрального Йоннского похоронного бюро, занялся частной практикой. Вот уже около года он сам себе хозяин. Если не считать вызовов по просьбам агентов похоронных бюро города и окрестностей, он, если можно так выразиться, занимается надомной работой. Кроме того, ему удалось найти особенно хорошее место для мастерской — в районе Кламси.

Работает ли он в одиночестве? У него есть помощник, бывший боксер, очень сильный — «это важно, когда нужно переносить тела». Много ли у него коллег в Бургундии? Двое. «Я сам их обучал!» — с гордостью добавил он. Оказалось, что он не только наставник, но и один из пионеров в данной профессии.

— Но в чем именно заключается ваша работа? — спросил я.

— В точности вы могли бы это узнать, только если бы присутствовали на одном из моих сеансов. Но этого, — он измерил меня взглядом с ног до головы, — я вам не предлагаю… напрасно вы придаете себе такой уверенный вид… Грубо говоря, я обрабатываю тела таким образом, что они в течение определенного времени не поддаются разложению.

— Как во времена фараонов?

Он слегка улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки.

— Нет, в наше время все гораздо скромнее. Прежде всего мы, если можно так выразиться, ничего не затрагиваем. Древнеегипетские бальзамировщики, напротив, извлекали из тел все внутренности — даже мозговую ткань.

— Они делали трепанацию черепа?

— Ничего подобного: они извлекали мозг через ноздри длинными крючьями, после того как вливали внутрь растворяющее вещество.

— Кошмар!

— Затем они высушивали тело, засыпая его натроном — натуральной содой. По тому же принципу засаливают ветчину. — Это он добавил одновременно шутливым и смущенным тоном. — Затем обматывали тело полосами ткани.

— Те самые знаменитые мумии!

— Да. Но в наши дни у танатопрактиков меньше амбиций. Они не пытаются сохранить тело навечно. Им достаточно всего нескольких дней, которые отделяют усопших от погребения или сожжения. Но это позволяет близким усопшего в последний раз увидеть любимое существо и не сохранить при этом в памяти тягостного впечатления, не говоря уже о тех случаях, когда его вообще нельзя узнать! Вы знаете, это ужасное ощущение — вдруг оказаться перед каким-то чужаком, отталкивающим монстром, вообще непохожим на человека… И даже когда можно узнать… — Его голос стал тихим, почти неслышным. — Если бы вы видели то ужасное страдание, которое отражается на лицах в предсмертные минуты! На всех лицах! Словно они преодолевают миллион световых лет в одну секунду… Или… помните этот фильм Кокто [33]— об актере, прошедшем сквозь зеркало? Он попал в атмосферу, в сто раз более тяжелую, чем наша…

Негромкий щелчок напомнил нам о существовании диктофона. Кассета закончилась. Я перевернул ее и вернулся к основной теме разговора:

— И как же поступают с покойниками сейчас?

— Есть множество методов. Некоторые, не слишком распространенные, основаны на замораживании сухим льдом. Вначале я тоже их применял. Бруски льда кладутся на живот, под шею, иногда в некоторые другие места.

— Для этого нужно поддерживать холод!

— Да, минус шестьдесят шесть! Кроме того, это хлопотно. Вы не можете дотронуться до тела или даже незаметно подложить под него коврик: все моментально приклеивается!

Я уже собирался спросить, каким чудом трупы сохраняются при подобном обращении, когда в соседней комнате зазвонил телефон. Мсье Леонар извинился и вышел.

Ожидая его возвращения, я рассеянно скользил взглядом по названиям на корешках книг, стоявших в небольшом книжном шкафу из красного дерева. «Надгробные речи» Боссюэ и «Замогильные записки» Шатобриана были здесь вполне уместны, но «Сатирикон» Петрония, «Божественная комедия» Данте в трех томах, «Песни Мальдорора» Лотреамона, «Пища земная» Андре Жида, «Нотр-Дам-де-Флер» Жана Женэ или «Забота о себе» Мишеля Фуко показались мне довольно неожиданными. [34]Книги явно были прочитаны не раз, некоторые даже довольно потрепанны, особенно первый том «Божественной комедии», который я решился снять с полки и пролистать. Бальзамировщик был культурным, по крайней мере читающим, человеком, причем с довольно широким кругом литературных интересов. А также любителем фотографии: две полки были заняты фотоальбомами и большими конвертами, на которых были написаны даты и названия мест (Ла-Боль, август 1976; Бангкок, 1994, и т. д.).

— Произошло убийство в районе Шабли, — объяснил мсье Леонар почти бесстрастным тоном, возвращаясь в комнату с телефонной трубкой в руках. — Мне перезвонят через несколько минут.