Жизнь не здесь - Милан Кундера Страница 15
Жизнь не здесь - Милан Кундера читать онлайн бесплатно
Темнело, папочка не приходил, и мамочка подумала, что Яромил наделен такой нежной красотой, что с ним не могут сравниться ни муж, ни художник; эта нелепая мысль неотступно преследовала ее; и она начала Яромилу рассказывать, как в пору беременности с мольбой смотрела на статуэтку Аполлона. «Видишь, ты и в самом деле красив как Аполлон, ты похож на него. Это не просто поверье, что в ребенке остается что-то, о чем думает будущая мать. И лиру тоже ты получил от него».
А потом поведала ему, что литература всегда была самой сильной ее любовью и что в университет она пошла изучать именно литературу, да только супружество (она не сказала беременность) помешало ей целиком отдаться своему призванию; и если она видит сейчас в Яромиле поэта (да, она была первая, кто присвоил ему это великое звание), для нее это нежданный, но и долгожданный сюрприз.
В этот вечер они долго беседовали, и наконец оба, мать и сын, двое незадачливых любовников, обрели друг в друге утешение.
Внутри здания он еще слышал шум перемены, которая вот-вот должна кончиться; в класс войдет старый математик и примется терзать учеников цифрами, начертанными на черной доске; жужжание заблудившейся мухи заполнит бесконечное пространство между вопросом учителя и ответом ученика… Но он уже будет далеко!
После большой войны прошел год; была весна и светило солнце; он улицами шел к Влтаве, а потом медленным шагом фланировал вдоль набережной. Вселенная пяти школьных уроков была далеко позади, и с ней связывал его лишь маленький коричневый портфель, в котором он нес несколько тетрадей и один учебник.
Он подошел к Карлову мосту. Аллея скульптур над водой звала его перейти на другую сторону реки. Всякий раз, когда он прогуливал уроки (а прогуливал он часто и с удовольствием), его тянуло к Карлову мосту, и он проходил его из конца в конец. Он знал, что и сегодня пойдет той же дорогой и остановится там, где под мостом уже не вода, а сухой берег и на нем старый желтый дом; на четвертом этаже дома, как раз на уровне парапета моста и на расстоянии одного прыжка, — окно; он любил смотреть на него (оно всегда было закрыто) и думать о том, кто живет за этим окном.
Сегодня в первый раз (наверное, потому что стоял удивительно солнечный день) окно было открыто. По одну его сторону висела клетка с птицей. Он остановился и стал разглядывать эту небольшую клетку в стиле рококо, изящно свитую из белой крученой проволоки, и вдруг заметил, что в полумраке комнаты вырисовывается фигура: хотя видел он ее со спины, но сразу понял, что это женщина, и возмечтал, чтобы она повернулась к нему лицом.
Фигура и в самом деле двинулась, но в обратном направлении; она исчезла во тьме. Однако окно оставалось открытым, и он воспринял это как призыв, как тихий, доверительно посланный ему знак.
Он не смог устоять. Вскочил на парапет. Окно было отделено от моста глубокой выемкой, выстланной мостовым камнем. Портфель в руке мешал ему. Закинув его в открытое окно сумеречной комнаты, он прыгнул за ним.
Высокое прямоугольное окно, в которое Ксавер впрыгнул, было такого размера, что, разведя руки, он касался ими внутренних его стен, а своим ростом целиком заполнял его высоту. Он осмотрел комнату, начав с задней стены и кончая окном (как тот, кого всегда занимают дали), и потому прежде всего увидел впереди дверь, потом слева у стены пузатый шкаф, справа деревянную кровать, а посредине круглый стол, застланный вязаной скатертью, на которой стояла ваза с цветами. Только сейчас он наконец заметил свой портфель, лежавший внизу под окном на бахромчатом крае дешевого ковра.
Пожалуй, в ту минуту, когда он увидел портфель и хотел было спрыгнуть за ним, в сумрачной глубине открылась дверь и в ней появилась женщина. Она заметила его мгновенно; ведь в комнате стоял полумрак, а в окно лился свет, словно в комнате была ночь, а за окном — день; мужчина в проеме окна показался женщине черным силуэтом на золотом фоне света; это был мужчина между днем и ночью.
Если женщина, ослепленная светом, не могла разглядеть черты мужского лица, Ксавер в этом смысле был в более выгодном положении; его зрение уже так свыклось с полумраком, что он сумел хотя бы приблизительно уловить мягкость женского абриса и меланхоличность ее лица, бледность которого осветила бы даже дата в непроглядной тьме; остановившись в дверях, женщина изучала Ксавера; она не была ни столь непосредственна, чтобы шумно выразить свой испуг, ни столь смела, чтобы сохранить самообладание и заговорить с ним. Только после долгих мгновений, когда они смотрели в нечеткие лица друг друга, Ксавер произнес: «Здесь мой портфель».
«Портфель?» — спросила она и, словно бы звук голоса Ксавера снял с нее первичное оцепенение, закрыла за собой дверь.
Ксавер, присев в окне на корточки, указывал туда, где лежал портфель: «У меня там много важных вещей. Тетрадь по математике, учебник природоведения и еще тетрадь с упражнениями по чешской стилистике. В этой тетради даже последнее задание на тему: Как пришла к нам весна. Я жутко корпел над ним и не хотел бы снова выдавливать его из мозгов». Женщина сделала еще несколько шагов в глубь комнаты, и Ксавер увидел ее в более ярком свете. Его первое впечатление было верным: он увидел на ее неясном лице два больших плавающих глаза, и его осенило еще одно слово: испуг; причем испуг, вызванный вовсе не его внезапным вторжением, а испуг давнишний, испуг, застывший на лице женщины в виде больших расширенных глаз, в виде бледности, в виде жестов, за которые она как бы постоянно просила извинения.
Да, и в самом деле она просила извинения! «Извините, — сказала она, — не знаю, как могло случиться, что ваш портфель очутился в нашей комнате. Минуту назад я здесь убирала и ничего лишнего не обнаружила».
«И все-таки, — сказал Ксавер, сидя на корточках в окне и указывая пальцем на ковер. — К моей великой радости, портфель здесь».
«Я тоже очень рада, что вы его нашли», — сказала она, улыбаясь.
Теперь они стояли друг против друга, их разделял стол под вязаной скатеркой, а на ней — стеклянная ваза с цветами из вощеной бумаги.
«Да, было бы досадно, если бы я не нашел его, — сказал Ксавер. — Училка чешского ненавидит меня, и, потеряй я тетрадь с домашними заданиями, мне грозило бы остаться на второй год».
На лице женщины выразилось сочувствие; ее глаза сделались такими большими, что Ксавер видел только их, словно ее лицо и тело были всего лишь их сопровождением, их шкатулкой; он не знал даже, как выглядят отдельные черты лица женщины и пропорции ее тела, все это задерживалось лишь на краю сетчатки; основное же впечатление от ее фигуры создавали огромные глаза, заливавшие все ее тело коричневатым светом.
Сейчас Ксавер, обойдя стол, шагнул к этим глазам. «Я бывалый второгодник, — сказал он и обнял женщину за плечи (ах, плечо было мягким, словно грудь!). — Поверьте, — продолжал он, — нет ничего более грустного, чем спустя год войти в тот же класс, сидеть за той же партой…»
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments