Тебе не пара - Род Лиддл Страница 15

Не то чтобы он был уверен, что желает предаться полноценному сексу — в душе-то был, но физически какая-то часть его, важнейшая часть, нередко увиливала от своих обязанностей при подобных запретных контактах. Ему непонятно, почему так иногда происходит. Эта тема не из тех, на которые ему приятно задумываться подолгу.

Впрочем, Джоанн оказалась интереснее, чем он поначалу предполагал. Художественное оформление ее квартирки было совсем не то, что встречается обычно: не девчачьи Матисс или Пикассо, не куча лубочных фотографий, но крупные, в рамках, как положено, репродукции (предположил он) Бриджит Райли и, как ни странно, Лихтенштейна, с его-то мощнейшим мужским началом. А просматривая ее библиотеку, пока она чистила перышки в ванной — наверное, подмывалась, или мочилась, или, вполне возможно, брызгалась каким-нибудь вагинальным дезодорантом из серии женских гигиенических средств, — он был и вовсе поражен, увидев полное собрание этой чокнутой янки, Айн Рэнд [11]. Все они — «Источник», «Атлант расправил плечи» — были расставлены одна за другой прямо посередине полки. Можно сказать, гордо выставлены. У Кристиана какой-то бзик по части женщин с крайне правыми взглядами. Непонятно почему. Ему не попадались другие мужчины, мастурбировавшие на фотографии Эвы Перон, Алессандры Муссолини и Лени Рифеншталь. Узнав, что Брижит Бардо теперь голосует за «Национальный фронт» мсье Ле Пена, он неделями разыскивал ее старые фильмы. Есть нечто завораживающее и противоестественное в женщине, исповедующей, сознательно или пусть даже инстинктивно, правые взгляды. Айн Рэнд — господи помилуй!

Кристиан размышляет, не время ли теперь позвонить Анжеле. Пожалуй, нет еще, думает он, но телефон надо снова включить на случай, если она позвонит ему. Слишком надолго отключенный мобильный — лишний повод для подозрений. Он вынимает «Моторолу» из кармана и кладет рядом с портфелем. Поезд скользит, как виноватый серебристый призрак в кембриджширской ночи.

Он схватил Джоанн, когда та вышла из ванной, прижал ее к стене и поцеловал, руками ероша ее тонкие каштановые волосы, потом соскользнул вниз, к искусно продуманному просвету между белой футболкой и верхом серых рабочих брюк. Поглаживая мягкую, бледную полоску плоти, он не обнаружил в ее отклике недостатка энтузиазма: ни вырываться, ни говорить, нет, прошу тебя, не надо, я не готова, она не стала — ничего подобного. На самом деле она была более чем готова. Не говоря ни слова, она повела его за руку в спальню, где, прижавшись, принялась расстегивать ему рубашку, а затем начала терзать его сосок быстрыми укусами своих довольно острых, крепких резцов. Все это произошло так быстро, что он даже не успел разглядеть новую обстановку, заметив лишь размытую путаницу белого белья, запах одежды и простыней, выстиранных с добавлением кондиционера для ткани «Весеннее пробуждение»™ фирмы «Ленор», да очередное произведение то ли оп-, то ли поп-арта, полностью скрывающее одну из стен комнаты. Да еще милый, бледный свет послеполуденного солнца, омывающий ее лицо.

В первые их разы — можно, пожалуй, даже сказать, свидания — с Анжелой ее спокойствие и целеустремленность удивляли и смущали его. Не нравлюсь я ей, думал он каждый раз по дороге домой после вечера, прошедшего в пресекаемых попытках зарыться, потеребить и пощупать вокруг да около. Но оказалось, нравится. Ведь они вместе уже шесть лет, в ходе которых Кристиану доводилось выстраивать замысловатые обманы по поводу семнадцати внепрограммных перепихонов и влажно-дружелюбных копошений. В среднем выходит около трех в год. Однако было бы заблуждением рассматривать статистику столь поверхностным образом. Дело в том, что в первый год это случилось только однажды, во второй — четырежды, в третий (когда родилась Марта) — шесть, в четвертый — пять, в пятый — один раз. Это его первый контакт подобного рода в нынешнем году. Если начертить график, получилась бы занимательная и поучительная парабола. В каких, интересно, переменных? Какие тут действуют силы? Он сам во время подобных эскапад ощущает, как что-то — быть может, генетическая или историческая необходимость — движет им против его воли, лишая власти над собственной судьбой.

Болдок. Северный Хартс. Граница Чилтернс. Чулочно-носочная промышленность, осветительные приборы. За последнюю четверть века все это слегка оттеснил на второй план новый город, Стивенидж. Поезд идет неплохо. Он заведомо успеет на метро, подкинуться по Северной линии домой, в Тутинг.

В какой-то момент, ближе к завершению акта совокупления сегодняшним вечером, он необъяснимым образом отвлекся и самую малость запаниковал: не мог вспомнить фамилию девушки, которую трахал. Интересно, помнит ли она, как его фамилия, подумал он и решил, что, наверное, да. Женщина может не знать, где она находится, в сугубо географическом смысле слова, но, как правило, помнит, с кем имеет сношения.

Еще до семяизвержения в его мозгу стали складываться первые стратегические планы отступления; одновременно он ломал голову над тем, встречаться ли с ней снова. Анжела уже начала пузырьками подниматься на поверхность его сознания и плавать перед ним с поволокой упрека в глазах.

Только в тридцати процентах этих несанкционированных соитий он виделся с девушкой больше одного раза.

Запрокинув голову и разметав волосы по полу, Джоанн свесилась с края кровати, отчего Кристиану потребовалось вцепиться в ее талию, иначе они оба свалились бы. Затем, после не лишенного приятности поталкивания, весьма непродолжительного, она кончила с восторженными воплями и задыхающимся улюлюканьем макаки-резус, что льстило, пусть и вызывая тревогу.

Думая об этом, он тянется за мобильным. Теперь Анжела уже наверняка вываливается из бара «Моппет» с Мирандой и Кларой. Недавно разведенная Клара скорее всего подбивает их пойти в ночной клуб или выпить на посошок у Джимми Хайдеггера, перед тем как удалиться на покой. Кристиан берет в руку телефон.

В этот момент его почему-то внезапно катапультирует из кресла, прямо через проход. Это происходит так быстро, что ему даже не удается зафиксировать ни удивление, ни страх, ни боль. Бац-бац-бац, бьется его тело сначала о стену вагона, затем о потолок, о пол. Как в тумане, до него доносятся крики, откуда-то неподалеку, и этот жуткий звук разрыва, как будто гигантский инопланетянин рвет надвое целый металлургический комбинат, и визгливый скрежет; возникает чувство невесомости, за ним — интенсивнейшего притяжения; тут вырубается свет, и его тело снова бросает вверх и вбок, крутит то так, то эдак в потоках воздуха.

Железнодорожная катастрофа, думает он про себя с похвальной проницательностью, стукаясь головой о край сиденья. И тоже вырубается.

Придя в себя, он чувствует холод. Слышны плач мужчины вдалеке, чье-то прерывающееся бормотание и легкий шелест над головой. Это дождь, дождь льет на потерпевший крушение поезд. Распростертый поперек двух сидений, чем-то заклиненный, лицом к разбитому окну, металлические закраины которого зловеще выгнуты внутрь, он ощущает страшную слабость плюс некую потусторонность. Заметив кровь на полу под собой и еще — впитавшуюся в сиденья, он думает: интересно, это моя кровь? Должно быть, моя. Больше тут никого нет. Плохо соображая, он пытается взять себя в руки. Надо вызвать «скорую», думает он, или пожарных. Или они уже знают? Снаружи не видно синих мигалок, не слышно сирен. И все же у него такое чувство, что спал он долго.