Я боюсь. Дневник моего страха - Катерина Шпиллер Страница 15

Тогда придумалась фраза: я-то в Бога верю, да вот Бог не верит в меня. А это страшнее, чем наоборот.

Кто-то скажет: это типичное психическое нездоровье. И я, честно говоря, растеряюсь: да, тогда, действительно, мои навязчивые идеи не поддавались, а точнее, с трудом поддавались моему анализу и владели мной безраздельно, как реальность. Но! Тогда одно большое НО! Такая болезнь, насколько я знаю, не может пройти сама, без лечения. А у меня в этом виде – прошла. И превратилась в нечто другое, «раздвоенное», о чем я уже писала – с полным пониманием происходящего и анализом. Хотя вроде бы и так у психов бывает… Не знаю…

Итак, страшные дни. Я ничего не ела, ничего не могла делать. Я лежала и смотрела на играющую дочь. Даже врагу моему не пожелаю пережить такие мгновения, часы! В какой-то момент Алису забрали к себе мои родители, и я осталась одна. Я твердо решила уйти, уйти из жизни навсегда, воспользовавшись отсутствием дочери.

Но на четвертый или пятый день что-то произошло, какое-то просветление. Пара телефонных звонков – маме, подружке детства, умнице и доброй чрезвычайно – и вдруг свобода! Отпустило! Кто меня спас? Что меня спасло? Бог? Но это напоминает спасение утопающего тем, кто сначала связал жертве руки, бросил в воду. А ведь таблетки уже были у меня в руке, огромная куча таблеток, чтобы заснуть навсегда. О, господи, не знаю, как с тобой разговаривать! Что ты есть в моей жизни?

Поздней ночью того же дня на левой ладони у меня появилось довольно крупное черное пятно, которое держалось недели две. «Стигма», – сказала мама и объяснила, что это такое. Но она не знала причины ее появления.

Потом было еще и еще многое, связанное с Алисой. Страх до одури… Но об этом, пожалуй, хватит. Слишком тошно…

Так как я жила? Страх стал моим постоянным спутником, с ним засыпала, он же первым говорил мне «Доброе утро!». Мне кажется, он был даже материален и ощущался, существовал вокруг меня. Вот однажды дочка спала ночь со мной и утром ее вдруг стало рвать желчью при абсолютно нормальном желудке – типично моя психическая реакция на стресс. Страх, как комар, ночью покусал и ее…

* * *

Да, помню эти свои фобии, которые навалились на меня тогда огромной кучей, каменным оползнем. Я вообще не понимала, как можно жить, если вокруг столько опасностей и ужасов. Я должна была все контролировать, обязана была обеспечить дочери полную гарантию безопасности. А это означает – все предусматривать, везде успевать, бегать за каждым микробом и вирусом, блокируя их приближение к Алисе на дальних подступах. Больше всего на свете мне хотелось посадить дочь под прозрачный колпак и чтобы она так и жила.

Да, припоминаю, как я терзалась страхами нападения на мою квартиру, за мужа по разным поводам… Ну, в записках я не очень распространилась на эту тему, а в памяти, оказывается, не все удержалось. Тем более, что через годы, когда бывали рецидивы, случались и другие кошмары, новые, свеженькие, часто «перекрывающие» старые. Словом, помню не все.

Чем сильнее меня вымучивали страхи, тем более одинокой я становилась. Делиться с близкими не только не было смысла (не реагировали), но я уже даже стыдилась этого. Почему стыдилась? Да потому, что здоровая моя натура прекрасно понимала: все это дурь и бред! Да, понимала. Но ничего с собой поделать не могла и, как обычно, относила это к собственным ничтожеству, трусости и позорной слабости.

Я все больше замыкалась в себе, уходя куда-то в глубь своего подсознания (если все же такое имеется), прислушивалась лишь к своим ощущениям, все меньше обращая внимания на мир, на жизнь вокруг, на события, не касающиеся меня, а уж тем более не реагируя на что-то радостное, светлое, позитивное. Подобному не было места в моей душе, да и потом это было в полном противоречии с моим настроением, в неразрешимом противоречии!

Вот, что я поняла за годы и годы страха: человек, сломленный им, не может не стать эмоционально глуховатым ко всем окружающим его людям. Он слишком зациклен на себе и своих демонах, что съедают его изнутри, ему слишком больно! Он не в состоянии проникаться чужими проблемами и горестями, ему бы со своими справиться. Он даже не может правильно и даже вежливо реагировать на чужие жалобы или информацию, к примеру, о чьей-то болезни. Он может выдавить из себя: «Да? Какой ужас!», но при этом глаза его пусты, даже эмоций в голосе нет. Он в себе, в своем собственном персональном аду, сидит и поджаривается на сковороде, разве есть ему дело до боли чужой? Когда вы огнем обожжете палец, в самый момент и сразу после ожога способны ли вы слушать чей-то рассказ о проблемах и болячках, возникнет ли у вас жалость и сострадание? В эти минуты вы пищите только лишь от своей боли. А человек, живущий в аду страха, не пальчик обжег. У него внутри полыхает вечный пожар, жгущий все его органы, ему постоянно невыносимо больно. И естественно, что он становится эмоционально глухим. И жить может лишь в пространстве своего страха.

Когда боль не проходит месяцами, а помощи нет никакой, очевидно, любой человек начинает просить пощады у Бога – единственного существа, которое то ли есть, то ли нет, но, говорят, он всесильный и всемогущий. Вокруг живут и дышат в две дырочки люди, существуют реально, но помощи от них никакой. Да, они не всемогущи, но ужас в том, что они и не хотят помогать… А про Бога говорят, что он любит всех людей, жалеет их. Значит, только к нему и остается обращаться теперь… Даже если его нет. А вдруг есть?

Обращаешься, молишься, просишь, плачешь… Боль, естественно, не проходит. Плацебо не действует. И тогда, вместо того чтобы, наконец, понять, что не в те двери стучался, не на ту инстанцию рассчитывал, начинаешь «катить бочку» на бога, который то ли есть, то ли нет, огрызаться на него, предъявлять претензии… Опять бесполезное занятие, глупая потеря времени и душевных сил. Но альтернативы нет, больше некуда бежать, не к кому прислониться.

Ты – одна. И признаться себе в том, что и Бога нет, что ты совсем, окончательно и бесповоротно одна, очень страшно. Пожалуй, это самый страшный страх – знать, что никто не только тебе не поможет, но даже не посочувствует. Никто даже из самых близких… Поэтому до последнего цепляешься за Бога, ведя с ним идиотские, бессмысленные беседы, чтобы только не оставаться одной.

Детские страхи

(из рассказов знакомых и друзей)

«Наверное, как и все дети, я слишком серьезно воспринимала слова взрослых, даже шуточные, случайные. Обычная ситуация – мама говорит: не ешь яблочный огрызок (семечки и пр.), а то у тебя в животе дерево вырастет. Вроде забавно, смешно, а я очень, между прочим, переживала. Сами того не ведая, взрослые развивают в ребенке страх перед принятием пищи. А вдруг я случайно проглочу семечку?! Такая же фигня с «не ешь-не пей столько сладкого, а то попа слипнется». Мне 5 лет. Бабушкина подруга сама развела много варенья в большой чашке чая и сама же пригрозила слипнувшейся попой! Я была в ужасе и даже отказалась от чая. Было очень страшно не уследить ту степень сладости, которая вызывает слипание попы. Со временем, конечно, страхи эти отпустили, но, зараза, до сих пор помню эти ощущения!