Слепые подсолнухи - Альберто Мендес Страница 15

Юношу звали Эухенио Пас. Было ему восемнадцать, и родился он в Брунете. Дядя его владел единственным на всю деревню кабаком, там же служила матушка юноши, приходившаяся родной сестрой хозяину. Матушка терпела всяческие унижения, и это притом, что целиком посвятила себя стряпне на хозяйской кухне, поддержанию чистоты и порядка и в доме, и в таверне. Короче говоря, дел было по горло. Проклятая, дерьмовая деревня! Когда грянула война, дождался, к кому примкнул дядя, и примкнул к другим. Так и получилось, что Эухенио стал республиканцем.

Эухенио был похож на мальчишку, который никогда не состарится. Будто рваная тень каземата не витала над ним и вовсе не волновала юношу. В чертах его смуглого лица не угадывалось ни единого намека на прямолинейность или угловатость, поскольку суровость и печаль он всегда гнал от себя. Пухлый, среднего роста. Говорил так, что краешки губ изгибались вниз; казалось, будто постоянно извинялся за то, что сказал. Но на самом деле все было совсем не так, как казалось. Взгляд его неотрывно следил за собеседником. Говорил убедительно, так что даже самая банальная вещь превращалась в его устах в истинную правду. От его слов исходило некое ощущение дружелюбия, умиротворения и нежности. Показное благонравие, целомудрие и чистота служили всего лишь неким особым видом богохульства.

Юнец вступил в войну, словно она была беззаботной игрой, легкомысленной забавой. Будто не надо побеждать противника, не требуется поиск целей и идеалов, не стоит раздумывать, какую сторону принять. Так и играл до последних дней по собственным правилам. В Мадриде стал снайпером. Стрелял по отряду генерала Франко, который первым ворвался в город, живым щитом перед собой выставляя всех, кто попадался навстречу. Снайперы засели на крышах, досаждая противнику, наносили большой урон, то тут, то там ставили шах победителям еще в течение трех дней после победы. В конце концов Эухенио задержали, правда не как солдата, а как нарушителя комендантского часа, когда он отправился повидаться с невестой. Она поджидала его у Саламанкских ворот. Там им удалось обустроить маленькое семейное гнездышко, тихое, спокойное, скрытое от посторонних глаз.

Все сложилось как нельзя лучше, он был доволен. Пока целых три дня наслаждался свободой, еще в войну поиграл. Выяснил, кто плох, кто хорош, кого-то признал виновным, с кого-то снял все обвинения, кого-то казнил, кого-то помиловал. И все на основании правил, не им придуманных.

Теперь здесь, в тюрьме, уверен: все, что происходило, было войной. А он, несмотря на всю свою изворотливость и ловкость, несмотря на свое поразительное умение ужом выскальзывать из рук, незаметно уходить по крышам и козырькам домов, несмотря на уверенность, с какой избегал пуль противника, — он только теперь осознал, что война обернулась для него поражением. Что его еще заботило и печалило — это мысль о невесте, она носила его ребенка. «Все случилось так быстро, будто и не с ней был…» — закончил он печально.

Хуан подумал: в других обстоятельствах к нему можно было бы относиться с нежностью. Но теперь он смирился со своим положением, смирился со своим окружением, которое было неким спокойным, умиротворяющим пространством и одновременно очень важным элементом этого пространства посреди вязкой, гнетущей коллективной тоски. Эухенио продолжал относиться к жизни как к игре, до конца не осознавая, что соперники его вовсе не соперники, а враги. Да, на этот раз он проиграл, но в следующий — обязательно выиграет. Все как в рулетке: ни тебе реванша, ни вины. «Не собираюсь ничего терять».

На следующий день Хуан оказался первым в списке. А он так и не смог написать слова прощания брату. На этот раз смерть подошла уже совсем близко.

Он занял место в строю. Выстроившись в затылок друг другу по одному в ряд, все медленно спускались во двор, где их уже поджидал тюремный фургон. Грузовик доставит их на встречу с полковником Эймаром.

Он был последним в очереди, все стоявшие перед ним вошли в зал суда обвиняемыми, а вышли приговоренными к высшей мере наказания. Когда пришла очередь Хуана, он покорно предстал перед трибуналом. Как убивают мертвеца? Эта мысль заставила его принять высокомерный вид, хотя, честно говоря, он никогда еще не чувствовал себя настолько раздавленным.

Едва вошел в зал, увидел: ничего не изменилось. Всё на своих местах: полковник Эймар в центре, по флангам — капитан Мартинес и младший лейтенант Риобоо. Все трое — на невысоком помосте, альбинос — за школьной партой, готовый довести рисунки до совершенства, внести последние штрихи и наложить тени на развевающиеся боевые знамена. Но тут Хуан заметил: возле двери на ветхом качающемся стуле восседала пожилая дама, укутанная в потрепанную каракулевую шубу. С суровым выражением лица сжимала дамскую сумочку, которую держала на коленях. Дама неотрывно следила за Хуаном. Всем своим видом выказывая высокое положение и благородное происхождение, подала властный знак белобрысому секретарю. Хуан, оказавшись возле помоста, попытался принять более непринужденную позу, чтобы никому даже в мыслях не показалось, что стоит он, вытянувшись по стойке «смирно». Полковник нетерпеливым жестом прервал вялотекущий процесс ведения заседания. Подчиненные оторвались от обыденного изучения дела, подняли глаза на полковника. Тот в полной тишине начал:

— Итак, вы сообщили, что познакомились с Мигелем Эймаром в тюрьме Порльер… — Господин полковник сделал вид, будто копается в бумагах, ищет какой-то очень важный документ, с нетерпением ожидая ответ. А ответа все не было. — Итак, почему именно этот заключенный привлек ваше внимание и запомнился вам?

— Потому что он очень ловко показывал фокусы.

— Господин полковник! — рявкнул Риобоо.

— Господин полковник.

Бедный господин полковник беспомощным взглядом вглядывался в полумрак зала. В это мгновение похож он был более на потерявшегося щенка, чем на бравого офицера. Наконец нашел, что искал, получил одобрительный знак сообщника, пожилой дамы, и вновь туманным взглядом окинул обвиняемого:

— По какой причине он оказался в тюрьме?

Хуан Сенра знал, что сейчас уже почти одиннадцать, вот-вот пробьют часы, знал, что обязан ответить на вопрос. Он чувствовал себя ослабевшим. От боли и страха ему стоило немалых усилий привести мысли в порядок. Он знал: Мигель Эймар был задержан и обвинен по гражданским делам, ничего общего не имевшим с боевыми действиями.

В Мадриде спекулировали медикаментами. Некоторым больным это стоило жизни. Грабили военные склады с провизией и лекарствами. Рыли подкопы или проникали внутрь с приставных лестниц. Нелегально торговали бензином и прочим горючим. Иными словами, совершали немало преступлений в хаосе военного времени, тем более что в таком городе, как Мадрид, все этому благоприятствовало. Город думал только об обороне, до остального ему дела не было.

Бойцы гибли в окопах, на окраинах уже появились гаубицы, страх проиграть войну и необходимость скрывать этот страх терзали тех, кто еще оставался в строю, тех, кто терпел поражение, поддерживая власть.

В конце концов Мигель даже совершил убийство.

— Все это только для того, чтобы присоединиться к пятой колонне, — соврал Хуан и добавил: — Господин полковник.