Вероника желает воскреснуть - Вадим Норд Страница 15

То, что мать умеет читать мысли, Александр понял еще в дошкольном возрасте, но до сих пор не мог понять, как ей это удается. Когда-то приставал с вопросами, неизменно получая один и тот же ответ: «Вот будут у тебя свои дети, тогда все поймешь».

Не чувствовать настроение, а именно – читать мысли. Стоило только Александру положить вилку с ножом на тарелку, как мать сказала:

– Теперь выкладывай свою проблему.

За едой о делах не разговаривают, это закон. Александр время от времени его нарушал, мать – никогда.

– А может, нет никакой проблемы, – прищурился Александр. – Может, я просто по твоим котлетам соскучился.

Котлеты у матери были замечательные и какие-то колдовские. Александр, не без оснований считавший себя «кулинарно продвинутым», повторял рецепт точь-в-точь, с поистине провизорской тщательностью соблюдая все условия, но результат неизменно разочаровывал. Котлеты получались съедобными, даже вкусными, но до маминых им было далеко. «Ты, наверное, мясо выбирать не умеешь или отвлекаешься во время готовки», – говорила мать.

– Котлеты – это само собой, – согласилась мать, – но у тебя, Саша, на лбу написано «хочу посоветоваться». Вот такими буквами. Я же вижу, не слепая.

Она развела насколько возможно большой и указательный пальцы, показывая размер букв.

– Да, я хочу посоветоваться, – признался Александр.

– Тогда загружай посудомойку, а я пока сварю кофе, – распорядилась мать.

Кофеварок она не признавала, считала, что кофе можно варить только в джезве и непременно на слабом огне. Над людьми, заваривающими молотый кофе прямо в чашке или френч-прессе крутым кипятком, посмеивалась («Разве так можно?»), пьющих растворимый кофе искренне жалела («Такая отрава»).

Александр управился первым. Нажал на кнопку, дождался звука льющейся воды, удовлетворенно кивнул (посудомоечная машина была капризной, любила, чтоб ей понажимали на кнопочки) и достал из шкафчика металлический поднос для чашек.

– Шоколад? – предложила мать, снимая джезву с плиты.

– Пять котлет съел, – ответил Александр.

Ответ надо было понимать так – рад бы, да нет места для шоколада.

– Тебя не мешало бы слегка откормить. – Мать начала разливать кофе по чашкам. – А то так отощал, что щеки втянулись.

– Зато живот вперед торчит, – отшутился Александр. – И вообще, мне сегодня сказали, что я красавчик и это очень плохо.

– Разве? – Мать поставила чашки на поднос и все-таки положила рядом с ними плитку горького шоколада, другого она не ела.

– Да, плохо. – Александр понес поднос в гостиную. – Потому что красавчики плохие специалисты. Они больше думают об удовольствиях, чем о работе. Собственно, из-за этого я к тебе и приехал…

Аромат кофе был так соблазнителен, что Александр сначала сделал глоток, а потом уже задал вопрос:

– Мам, а у тебя был кризис среднего возраста?

– Был, – нисколько не удивившись, ответила мать. – Только очень давно. Ему полагается приходить после сорока, но меня он посетил десятью годами раньше. Тебя интересуют мои впечатления или что-то еще?

Александр сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, заодно отпил еще кофе. Мать тем временем распечатала плитку и отломила от нее кусочек.

– Вот такое ощущение… как будто все закончилось и больше ничего не будет… – Александр не столько излагал, сколько рассуждал вслух. – В книгах об этом много написано, но хотелось бы обсудить этот опыт с тем, кто его переживал… Было у тебя чувство, что жизнь закончилась и ничего хорошего в ней больше не произойдет?

– Было, – кивнула мать. – Мне казалось, что я ужасно старая, что жизнь прожита. Сын, понимаешь ли, в школу уже пошел… Смешно! Сейчас, в свои пятьдесят семь, я чувствую себя молодой, ну, во всяком случае – не старой, а тогда… Ну дура я тогда была, что поделаешь. А хочешь знать, с чего все началось? К нам новая сотрудница пришла, молоденькая девочка, совсем еще ребенок, племянница главного бухгалтера. Она не поступила в институт, вот и устроилась к нам на год. Хорошая такая девочка, Мариной звали, очень вежливая. И начала она ко мне по имени-отчеству обращаться. Меня, поскольку я была самая молодая, все Леной называли, некоторые даже Ленкой, а тут «Елена Григорьевна, скажите, пожалуйста…», «Елена Григорьевна, можно вас побеспокоить…». Не успела я преисполниться сознания собственной значимости, как нашла на меня тоска. Натуральная тоска, Саша, ничего не преувеличиваю. Уложу, бывало, тебя спать, сяду за стол, подопру щеку рукой и думаю о том, какая у меня раньше веселая жизнь была, только-только свыклась… Короче, грустно мне было…

«Свыклась» – это про отца», – догадался Александр.

Отец умер от скоротечного лейкоза [14], когда Саше было четыре года, и сын помнил его смутно, частями. Помнил руки, поднимавшие его в воздух, помнил жизнерадостный смех, помнил ногу, на которой так любил качаться. А общий образ отца сформировался по фотографиям, которых было немного. Тридцать-сорок лет назад фотография не была таким повальным увлечением, как сейчас, да и, как рассказывала мать, фотографироваться отец особо не любил. Александр тоже не любит. Сфотографировать что-то интересное на память можно, а себя-то зачем на фоне всех достопримечательностей запечатлевать? Чтобы доказать, что ты там был. А кому доказывать?

– А примерно через месяц я разозлилась на себя, – продолжала мать. – Нельзя же так распускаться, ведь жизнь продолжается, и вообще… Короче говоря, перестала я себя жалеть, и кризис мой как рукой сняло. Жалость к себе – это хуже любой болезни, Саша. Я ответила на твой вопрос?

– Да, ответила, – быстро сказал Александр, заметив, что глаза матери предательски заблестели, следовательно – пора заканчивать с воспоминаниями.

– Вижу, что не совсем, – констатировала мать. – Что-то такое невысказанное у тебя в глазах осталось. Выкладывай.

Александр рассказал про свою новую пациентку, не называя ее имени. Врачебная тайна чего-то стоит только тогда, когда за пределы клиники не выносится никакой конкретики. А то сегодня назовешь пациентку в разговоре с матерью, а завтра в разговоре с соседом.

– Тебе нужно быстро и деликатно вывести ее из этого состояния, – подытожила мать. – Непростая задача… А к психологу ее направить не хочешь?

– И пробовать нечего, – убежденно сказал Александр. – Она не пойдет, да еще и воспримет это направление как оскорбление. Только все испорчу. Мне бы найти такой маленький рычажок…

– Волшебную кнопку, – поддела мать.