Знай, что я люблю тебя - Луис Леанте Страница 15

Для Сантиаго несколько часов в этом прокуренном и шумном баре означали реальную возможность хоть на короткое время избавиться от своей одержимости. Настоящим безумием для него в те дни была Монтсе, потерянная навсегда. Только когда второй бокал коньяка живительными струями растекался по венам, он начинал чувствовать себя нормальным человеком. Образ Монтсе бледнел, отходил на второй план, и он, наконец, мог отдаться веселью в компании Гильермо и других ребят, с которыми так здорово проводить время. Гильермо стал за это время не просто его лучшим другом, он стал чем-то большим — самым близким и преданным товарищем. Он выслушивал Сан-Романа, когда тому надо было излить душу, просто был рядом и молчал, когда Сантиаго не хотелось разговаривать, даже помогал ему писать письма, которые тот посылал Монтсе. Гильермо временно назначили на усиление саперной роты Девятого инженерного полка. Он целые дни проводи, копая рвы и котлованы для строящегося в Эль-Айуне зоопарка. Как и все легионеры, он не испытывал особого восторга от того, что его приписали к регулярной армии. Сантиаго, в свою очередь, назначили механиком в Четвертый полк Легиона, носивший имя Алехандро Фарнесио, в автотранспортную батарею. Судьба распорядилась так, что он вплотную столкнулся с парнями из вспомогательных войск, которыми командовал майор Хавьер Лобо.

Вспомогательные войска, так же как и местная полиция, были сформированы прежде всего из местных жителей, только офицеры были иностранцами. С первого же дня эти люди привлекали к себе особое внимание. В глазах только что прибывших в Африку испанцев темнокожие парни с курчавыми волосами и странными привычками выглядели невероятно любопытно. Впервые у Сантиаго появилась возможность рассмотреть их поближе, когда в один прекрасный день к гаражу, где он работал, четыре солдата-африканца приволокли сломанный «лендровер». Они были с ног до головы заляпаны машинным маслом. Открыв капот и бросив взгляд на двигатель машины, Сантиаго аж присвистнул от удивления.

Разноцветные провода, куски изоленты, какие-то заплатки и проволочные скрутки — все это свилось в один непонятный клубок, за которым невозможно было рассмотреть собственно мотор. «Нас прислал майор Лобо», — сказал один из солдат, и голос его звучал так твердо и гордо, будто он приносил присягу. Другие механики уже отвернулись — ничего интересного, — и только Сан-Роман принялся разглядывать машину и притащивших ее солдат. «Мы не можем ее завести, — продолжал говорить африканец. — А если мы ее не починим, нас арестуют». Сантиаго не мог оторвать взгляда от этих четверых парней. Тем временем его товарищи побросали свои инструменты и отправились обедать. Они явно не собирались распутывать этот во всех смыслах запутанный клубок. Сантиаго их наплевательское отношение взбесило, но он понимал, что бессмысленно вступать в дискуссию, пытаясь что-то доказать. Четверо африканцев смотрели на него отчаянными глазами людей, потерпевших кораблекрушение. Не говоря лишних слов, он сунул голову в железное нутро автомобиля.

Когда его приятели вернулись с обеда, Сантиаго уже по пояс влез в капот «лендровера», только ноги торчали наружу. Местные солдаты стояли рядом и молча наблюдали за его действиями, не решаясь их комментировать. Сантиаго, как в трансе, рассуждал вслух, разговаривал с механизмом, время от времени отпуская замечание в адрес вспомогательных войск. Африканцы удивленно переглядывались между собой, безмолвно спрашивая друг друга глазами, не сумасшедший ли перед ними. Так прошло несколько часов. Сан-Роман заменил уйму деталей, проверил все соединительные муфты и вдоволь наобщался с двигателем. Затем он захлопнул капот, сел на водительское место, повернул ключ в замке зажигания, и мотор зашелся в чахоточном кашле. Сантиаго несколько раз выжимал газ, вдавливая педаль в пол, и каждый раз черный дым, валивший из выхлопной трубы, становился чуть менее густым, пока наконец «лендровер» не зарычал ровно и уверенно, как ему и полагалось. Легионер вырулил из мастерской, приоткрыл дверцу и бросил четверке солдат: «Поехали». Те поспешно залезли в машину, словно услышали приказ их командира. Сантиаго Сан-Роман сделал несколько кругов перед мастерскими, понаблюдал, как ведет себя автомобиль, проверил тормоза и лихо ударил по ним перед казармами, где размещался батальон вспомогательных войск. Не заглушая двигателя, он вышел из машины и небрежно кинул: «К вашим услугам. Можете передать командиру Лобо: этот „лендровер“ прослужит еще лет десять». Африканцы стояли в полной растерянности. Только отойдя на порядочную дистанцию, он услышал, как его окликнули, и остановился. «Спасибо, друг, спасибо!» Сантиаго махнул рукой, мол, не стоит благодарности, но один из парней уже бежал к нему. Он крепко пожал ему руку: «Меня зовут Лазаар». Сантиаго Сан-Роман в свою очередь представился. «Мы живем в этом корпусе. Заходи к нам — тебе всегда будут рады. Когда хочешь, приходи. С тобой все захотят познакомиться». В тот день, когда усталый Сантиаго наконец добрался до столовой, он думал о том, что слова этого парня звучали вполне искренне.

Впервые переступив порог казармы вспомогательных войск, он решил, что попал совершенно в другой мир. Это подразделение не подчинялось напрямую высшему командному составу Легиона, и здание, где оно размещалось, выглядело как огромная jaima. У входа вокруг спиртовки сидело около дюжины солдат, непринужденно болтающих на местном наречии и безмятежно попивающих чай. Их позы были так расслабленны, даже не верилось, что ты в казарме. Увидев входящего Сантиаго, они мгновенно замолчали, а лица их стали серьезными. Сан-Роман готов был немедленно развернуться и убраться отсюда куда подальше, но среди солдат он заметил Лазаара, и это его успокоило. «Я не хотел мешать, — извинился Сантиаго. — Не думал, что…» Лазаар объяснил что-то своим товарищам на арабском, и те продолжили свой неторопливый разговор. Африканец приветливо протянул легионеру обе руки и предложил ему присесть поближе к чаю. Прошло совсем немного времени, и Сантиаго совершенно перестал чувствовать себя чужаком. «Ты в футбол играешь?» — спросил его один из солдат. «Еще бы. Да я Кройфа [4]учил играть в футбол». Лазаар серьезно сказал: «Лично я — за „Мадрид“». — «Это ничего. Амансио [5]я тоже учил». С того дня Сантиаго Сан-Роман каждый вечер стоял в воротах команды вспомогательных войск, и, когда они выигрывали, приятели-испанцы из родного батальона наперебой обвиняли его в предательстве.

Сейчас, сидя среди шумной толпы, заполнявшей «Эль-Оазис», Сантиаго Сан-Роман увидел проходящих мимо бара солдат вспомогательных войск, которые смотрели на веселящихся легионеров со смесью любопытства и презрения. Он опрокинул в глотку бокал коньяка и клятвенно пообещал себе, что с этого момента не выпьет больше ни капли на глазах у африканцев. Ему было так стыдно перед своими друзьями из вспомогательных войск, как не было никогда в жизни. Сержант Бакедано, единственный из унтер-офицеров полка, кто посещал «Эль-Оазис», расхаживал среди официанток, распушив хвост и не упуская случая ущипнуть то одну, то другую за аппетитный зад или коснуться рукой шикарного бюста, обдав при этом проспиртованным дыханием. О Бакедано рассказывали ужасные вещи. Ему было около сорока, и у всех, кто его знал, складывалось впечатление, что весь смысл его существования составляют Легион, выпивка и девочки. Болтали, что однажды он выстрелил в ногу новобранцу, который сбился с шага. Увидев его пьяным и тискающим шлюх, не так уж трудно было поверить в подобную историю. Большая часть солдат старалась с ним не связываться, но находились фанфароны, которые всюду следовали за сержантом, громогласно ржали над его пошлыми шутками, аплодировали его идиотским выходкам и с удовольствием подливали ему еще и еще. Этим прихвостням приходилось периодически терпеть его грубые оскорбления и унижаться перед ним. Проститутки, имевшие несчастье с ним познакомиться, старались обходить его за версту. Без сомнения, сержант Бакедано был единственным в заведении мужчиной, внушавшим им страх и трепет. Они были уверены, что, если чем-то не угодят этому мерзавцу, вполне могут потерять работу или очнуться в придорожной канаве на шоссе Смары. Всем было известно, что сержант Бакедано — весьма влиятельная личность, он ведь работал на коменданта Панту, который контролировал всю проституцию в «Эль-Оазисе». Вышестоящему начальству вряд ли понравилось бы, если бы чиновника более или менее высокого ранга засекли в подобном заведении. Они никогда не делили проституток с солдатами. Даже с сержантами или капралами. И не собирались смотреть сквозь пальцы на то, что бандиты, обосновавшиеся в Эль-Айуне, привозят женщин из Испании, Марокко или Мавритании. Комендант Панта пекся о здоровье полка и не потерпел бы постороннего вмешательства. Впрочем, сам комендант никогда не видел Бакедано пьяным, шатающимся между столиками, горделиво потрясая своим мужским достоинством и лапая за грудь шлюх, одетых как официантки.