Воющий мельник - Арто Паасилинна Страница 15

За эти дни Хуттунен окончательно убедился, что в ближайшее время его из больницы не выпустят, и неизвестно, выпустят ли вообще. Он попытался еще раз встретиться с врачом, но тот его не принял, только прописал лекарства, которые толстый санитар затолкал ему в рот.

Хуттунен думал о своей красной мельнице в Суукоски, вспоминал Розу Яблонен и прекрасное лето, которое осталось по ту сторону решеток. Ему стало очень тоскливо.

Хуттунен попытался заговорить с товарищами по палате, но сумасшедшие ничего не понимали. Только с Хапполой он мог время от времени тайком перешептываться.

Шли дни. Чувство безысходности усиливалось.

Хуттунен лежал на кровати не вставая и думал, какой странный поворот сделала его судьба. Он мерил глазами решетки на окнах: это они холодно и наверняка отгородили его от мира. Человеку их не раздвинуть, а дверь на замке. Хуттунен пытался разведать, возможно ли убежать через столовую, но там всегда дежурили несколько санитаров, что усложняло задачу. Других вариантов не было. Хуттунен уже начал думать, что на своих ногах он из чертовой больницы не выйдет, а после смерти его перенесут в трупную, где молодцеватый патологоанатом разрубит его тело на куски нужного размера для составления медицинского заключения.

Иногда по ночам Хуттунена охватывала тревога, приходилось вставать, бродить по темной палате несколько часов из угла в угол, как зверю в клетке. Хуттунен ощущал себя осужденным без преступления, арестованным без суда. Надежда на освобождение умерла. У него не осталось ни прав, ни обязанностей, ни выбора. Лишь мысли, лишь дикая неутолимая жажда свободы. Хуттунен чувствовал, что в палате, окруженный сумасшедшими, он и сам скоро потеряет рассудок.

И вот однажды к нему подошел худощавый молодой человек, который постоянно строил рожи. Бедняга говорил так путано, что при всем желании невозможно было ничего понять.

От его истории мурашки бежали по коже.

Мать, тоже сумасшедшая, забеременела и родила его без брака. Всю жизнь он терпел голод и жестокое обращение. Когда мать за что-то посадили в тюрьму, мальчика отдали на работу в кабак, где он трудился до потери сил, прислуживая хозяину-алкоголику и прислуге, которые над ним жестоко издевались. В школу хозяин его не отдал, а когда заболевал — не отдавал в больницу, так он перенес краснуху, брюшной тиф и двойное воспаление легких. В пятнадцать лет он украл из амбара кусок сала, хозяин засудил его, и мальчонку отправили прямиком в тюрьму. В камере его целый год избивал убийца-рецидивист. Выйдя из тюрьмы, парень все лето прятался в сараях, ел ягоды, муравьиные яйца и лягушек. Осенью в сарай привезли сено, и его поймали, но в тюрьму уже не посадили, а привезли сюда. С тех пор все шло более или менее хорошо.

Парень зарыдал. Хуттунен попытался его утешить, но тот был безутешен.

У Хуттунена стало еще тяжелее на душе. Почему жизнь так невыносимо трудна?

Вскоре молодой человек позабыл обо всем, пересел на свою койку. Его лицо менялось — было то веселым, то неуверенным, то испуганным.

Хуттунен с головой залез под одеяло, думая, что сейчас сам сойдет с ума.

Две следующие ночи мельник провел без сна. Днем он не ел, с кровати не вставал. Вечером Хаппола тайком сунул ему папиросу, но мельник лишь отвернулся к стене. Какие, к черту, папиросы, когда бессонница, а от еды тошнит!

Ночью Хуттунен опять ходил по палате. Остальные пациенты мирно спали, похрапывая. Апатичные старики в дальнем конце комнаты периодически по-пердывали. Тощий парень тихо стонал и плакал во сне. Голову как будто сжимало, в висках стучало. Горло пересохло, разум мутился.

Мельник начал подвывать. Вначале тихо и жалобно. Вдруг из гортани вырвался громкий вой, так что обитатели палаты слетели с коек и забились к противоположной стене. Хуттунен выл от души, извергая всю свою муку, жажду свободы, одиночество и тоску. Казалось, от его воя каменные стены задрожали, а железные кровати заскрипели. Лампа на потолке закачалась.

Зажегся свет. В палату вбежали три санитара, вернули мельника на кровать. Кровать заскрипела, санитары уселись на мельника и ударами заставили замолчать.

Когда они ушли, лампа погасла.

Хаппола подошел к кровати мельника и прошептал:

— Черт, ну и напугал ты меня!

Хуттунен устало ответил:

— Я здесь больше не могу. Дай ключ, я ухожу.