О женщинах и соли - Габриэла Гарсиа Страница 15

В отношении вас начата процедура депортации, отвечает надзиратель. Вы уже это знаете.

И когда мы поедем? спрашиваю я. В Сальвадор. Когда мы поедем?

Это долгий процесс.

Но почему я здесь, если все равно уеду? Зачем я здесь, если меня все равно депортируют?

Это долгий процесс, говорит он.

* * *

Рядом с детской площадкой есть открытая «рекреационная» зона для взрослых. Женщины часто собираются там, пока дети в школе. А иногда несколько женщин дежурят, приглядывая за детьми на площадке, в то время как остальные отдыхают отдельно. Я сижу за столом с другими сальвадорками. Рядом с нами, за другим столом, гватемалки. Рядом с ними стол с меньшим количеством женщин: половина из них гаитянки, а насчет другой половины я не уверена. Думаю, китаянки. После промозглого офиса приятно ощущать на коже жар солнца. Техасская жара не такая, как во Флориде. Флоридская жара лижет кожу. Обычно после работы я ждала автобус, отвозивший меня к таунхаусу, где жили мы с Аной. И ко времени, когда он подходил, я всегда была уже мокрая от пота. Я привыкла к вкусу пота, облизывая губы на солнце. Я привыкла ждать.

У тебя такой вид, как будто ты плакала, говорит мне женщина по имени Мора. Она кажется совсем юной. У нее три дочери, но здесь с ней только две.

Плакала, говорю я.

Она не спрашивает, почему. Она гладит меня по спине.

Ánimo ^[29], говорит другая женщина, Алегра, которая выжила, получив пулю в спину. Она продавала овощи с прилавка, когда военные начали стрелять в демонстрантов. Ánimo, говорит она. Ánimo. Будь сильной.

Она говорит, что вчера у женщины с младенцем было слушание в суде, и им разрешили остаться. Обоснованный страх, говорит Алегра. Политическое убежище, говорит она. Тебя уже подготовили к собеседованию на ОСП? С юристом из волонтеров?

ОСП? переспрашиваю я.

Обоснованность страха преследования.

Обоснованность страха?

Ты должна знать, что говорить, поясняет Мора. Даже когда ты говоришь правду, ты все равно можешь ляпнуть что-то не то. Там нельзя нервничать.

Я смотрю в небо и думаю, что толку от слов.

Техасская жара часто сухая, как полет над горящим домом. Как будто вдыхаешь поднимающийся от него жар, и он обжигает легкие. В Техасе мое тело высосано досуха.

Иногда из нашего двора видно горящие вдалеке нефтяные трубы. После захода солнца на горизонте полыхают техасские поля. Никто не приезжает в эту часть Техаса, никто, кроме нефтяников и нас. Мы как семейства птиц. Если мы — семейства, которые никому не нужны, мы будем нужны друг другу. Мы — семейства птиц, и мы будем спасать друг друга, потому что больше никто не придет к нам на помощь. Я обнимаю Алегру и снова начинаю плакать. Я плачу ей в плечо.

* * *

На ужин — квадратик вареной колбасы, гладкой, немного скользкой; квадратик белого хлеба, не до конца размороженного; квадратик кукурузных зерен. Вода, которая иногда на вкус как отбеливатель. Молоко — детям. В отличие от обеда, ужинаем вместе с детьми. Но я единственная, кто находится здесь без ребенка, поэтому доев, я предлагаю некоторым матерям подержать их малышей, чтобы они могли нормально поесть. Я держу малышей, которые пока не доросли до детского питания. Малышей, которые до сих пор припадают к соскам своих матерей или жадно сосут из бутылочек. Электрические розетки, когда не используются, закрыты, и у столов нет острых углов. Стоят высокие стульчики для кормления. Это тюрьма, обустроенная для детей, которые не должны находиться в тюрьме. Они не будут этого помнить, твержу я себе. Они не будут этого помнить, в отличие от Аны, которая давно уже не младенец — она будет помнить.

Я возвращаюсь к социальному работнику, а он ведет меня к голубоглазому мужчине, то ли охраннику, то ли сотруднику, то ли чиновнику, я уже ничего не понимаю.

Подпишите это, говорит голубоглазый мужчина. У него голубой значок и голубая тенниска. Мы сидим на пластиковых стульях в комнате, из которой видно другую комнату, где проходят свидания с членами семей, но чаще всего — с адвокатами и приходящими волонтерами. Иногда нас пересаживают по кругу. Мы думаем, что так нас пытаются держать как можно дальше от людей, которых мы знаем. Я из Флориды, сейчас я в Техасе. Я поняла, что отправляюсь в Техас, только когда надзиратель в аэропорту подвел меня к выходу на посадку с надписью «сан-антонио». Мы не в Сан-Антонио. Мы где-то в той части Техаса, где никто не услышит наших криков.

Что это? говорю я.

Если вы хотите скорее выйти отсюда, то подпишите это, повторяет голубоглазый мужчина в голубой тенниске. Я смотрю в окно.

В комнате для свиданий сидит женщина с длинной косой, свисающей вдоль спины. Она разговаривает с подростком, который сидит напротив, у подростка ее лицо. Я представляю, как женщина говорит по-испански, а подросток отвечает по-английски. Я не знаю, так ли это. Скорее всего, нет. Они держатся за руки. Я вспоминаю фотографию, которую увидела в журнале, лежавшем на столе в доме, где я убиралась. Time. Меня привлекла фотография на обложке. На ней была женщина с кожей цвета кофе с молоком, как у меня, ее лицо загораживали решетки, а за спиной простиралась бледно-желтая пустыня. По ее щекам текли слезы. Через решетку она обнимала девочку. Она обнимала свою дочь, оставшуюся по ту сторону забора, на американской стороне. Не представляю, каково это, обнимать кого-то через решетку и потом смотреть на свое тело и видеть отпечатки на коже, полосы на животе, полосы на груди. Твое тело — забор.

Что это? снова спрашиваю я. У вас есть копия на испанском языке?

Нет. Поставьте свою подпись на линии, чтобы быстрее покинуть заключение.

Voluntary departure ^[30], написано в документе, и хотя я немного знаю английский, этих слов я не понимаю. Много цифр, много кодов. Секции 240А, 245, 248. Анкета ICE I-210. IJ, BIA, DHS.

Что будет, если я не подпишу? спрашиваю я.

Ну, говорит мужчина, вас все равно депортируют. Но бог знает сколько времени до этого вы проведете здесь.

А моя дочь?

Это вопросы для адвоката.

У меня нет адвоката. Как я могу получить адвоката?

Мужчина теребит свою бороду и ласково улыбается, и мне сразу хочется упасть к нему в объятия. Помогите мне, хочу я сказать, но не делаю этого.

Государство обязуется предоставить обвиняемому защитника только в случае разбирательства по уголовным делам, говорит мужчина, который не заключает меня в объятия. Незаконное пребывание иностранного гражданина на территории Соединенных Штатов является гражданско-правовым вопросом. Вы можете нанять адвоката, но заниматься его поисками и оплачивать услуги должны будете самостоятельно.