Красивые вещи - Джанелль Браун Страница 15

Вряд ли Ванесса когда-нибудь узнает, как старательно мы трудились над своими профилями в социальных сетях ради нее. В онлайне можно встретить тысячи других Майклов О’Брайенов и Эшли Смит. В этом море ей будет очень сложно обнаружить именно нас. Но если она приложит к поиску усилия, она таки найдет нас, и информации о нас получит ровно столько, чтобы удостовериться в нашем существовании. Этого хватит, чтобы прогнать любые сомнения и опасения. В конце концов, если в наше время вы не желаете подвергать себя публичному препарированию, люди могут решить, что вы хитры и недостойны доверия.

Ванесса немного покопается в Интернете и уверится в том, что Майкл и Эшли совершенно нормальные люди, как о том и сказано в данных нашего профиля. Приятная творческая пара из Портленда, решившая посвятить целый год путешествиям по Америке и работе над креативными проектами. Мы написали ей о том, что нам всегда хотелось какое-то время пожить на озере Тахо. Мы даже подумывали о том, чтобы задержаться там на зиму, чтобы покататься на горных лыжах.

«Звучит прекрасно, – написала Ванесса в ответ почти сразу. – Это спокойное время года, а оставаться здесь вы сможете столько, сколько захотите».

А надолго ли мы останемся? Ровно на столько времени, чтобы успеть внедриться в ее жизнь, раскрыть тайны Стоунхейвена и нагло ограбить ее. При этой мысли я ощущаю легкий укол удовольствия – нечто мстительное и мелочное. Я понимаю, что эти чувства надо в себе подавить. «В этом не должно быть ничего личного. Это не должно соприкасаться с прошлым».

Лахлэн допивает содовую, комкает салфетку и швыряет ее в сторону оскаленной морды деревянного медведя у нас за спиной. Комок бумаги попадает в пасть медведя и зацепляется за торчащие острые клыки.

– Давай-ка тронемся в путь, – говорит он. – Гастроли начинаются.

В горах темнеет рано. Мы выходим из ресторана, и вскоре начинается дождь, мелкий, моросящий. Дорога становится скользкой и коварной. Фуры дальнобойщиков тянутся вверх по склону горы медленной вереницей. Слева нас со свистом обгоняет полноприводный универсал. Мы на винтажном BMW Лахлэна держимся на средней полосе. Когда у тебя на машине фальшивые орегонские номера, скорость превышать ни в коем случае нельзя. На перевале Доннер, на самых высоких пиках уже лежит корка грязного снега, и он поблескивает в лучах угасающего солнца.

Я смотрю на дорогу – и ничего не узнаю. На этом отрезке шоссе я побывала всего один раз – на пути к своему будущему. И все же я старательно приглядываюсь к мокрым соснам и горным озерцам, которые мы проезжаем. Нервы на пределе. Я жду ностальгии, сигнала узнавания.

Этот сигнал звучит, когда мы спускаемся к Тахо-Сити и шоссе идет параллельно реке Траки. Внезапно повороты дороги становятся знакомыми физически. Тело узнает их. Все, мимо чего мы проезжаем, вспыхивает во мне вспышкой узнавания: немецкий ресторанчик в покосившемся шале, мы проскакиваем мимо него в тумане; бревенчатая хижина с жестяной крышей на поляне у самой воды; обнаженный гранит речных валунов, стекающая по ним вода. Все это летит ко мне зрительным эхо: воспоминания всплывают со дна сознания, где поверх них давно нагромоздились более насущные заботы.

В темноте мы подъезжаем к границе Тахо-Сити, где кучкой теснятся приземистые магазинчики. Перед самым въездом в город мы поворачиваем направо, чтобы двигаться вдоль берега озера к югу. Чем дальше мы уезжаем от города, тем больше становятся загородные дома, тем они новее, тем меньше расстояние между ними. Место классических коттеджей с остроконечными крышами занимают громадные горнолыжные дома с окнами в два этажа и верандами по всему периметру. Сосны здесь растут ближе к дороге. Мимо пролетает бесснежный лыжный курорт. Мокрые склоны горы рассечены колеями, оставленными маунт-байкерами прошлым летом.

Время от времени за домами сверкает гладь озера – темное пространство, никому не нужное до мая. Прогулочные лодки уже убраны в эллинги, даже фонари на пристанях не горят. Я помню Тахо в ноябре – это чувство, будто ты застрял на ничьей земле: летние толпы исчезли, а лыжники еще не прибыли, солнца нет, но снег еще не пошел, все тихо, неподвижно, будто спит. Бесполезный холод, лишенный зимних радостей, даже для прогулок слишком сыро и холодно. Местные жители снуют по своим делам, будто белки, запасающие желуди на зиму.

Последние несколько миль мы с Лахлэном едем молча. Я смотрю на деревья и мысленно проговариваю свою «легенду» и задумываюсь над некоторыми моментами выдуманной нами истории про Эшли и Майкла – и размышляю до тех пор, пока все детали головоломки не занимают свои места довольно-таки четко. Меня охватывает странное настроение – бурлящая смесь отвращения и ностальгии. Мне кажется, что в тени сосен кто-то прячется и мне непременно нужно старательнее приглядеться, чтобы понять, кто это. Я замечаю, что у меня дрожит коленка, только тогда, когда Лахлэн кладет на нее руку:

– Ты передумала, любовь моя?

Он бросает на меня вопросительный взгляд и сжимает мою ногу выше колена длинными теплыми пальцами.

Тяжесть его руки словно бы приземляет меня.

– Вовсе нет. А ты?

Он изумленно смотрит на меня:

– Теперь уже слишком поздно, правда? Она ждет нас не позже полуночи. Если мы не появимся, она может позвонить в полицию, а это нам нужно меньше всего, Бог свидетель.

И тут перед нам возникает цель нашего путешествия. Проезжая по дороге, вы и не догадаетесь, что совсем рядом особняк. Граница поместья никак не помечена. Высокий каменный забор с коваными воротами вдоль берегового шоссе. Лахлэн нажимает кнопку переговорного устройства, и только успевает убрать палец, как створка ворот открывается, поскрипывая на петлях. Подъездная дорога идет прямо среди сосен, мягко подсвеченных снизу фонарями на солнечных батарейках. Я опускаю стекло и носом втягиваю воздух. Пахнет разными оттенками сырости – древесными корнями, старой хвоей и мхом, растущим вдоль берега. Что-то пробуждается во мне – знакомая подростковая тоска. Эти фонарики… Я помню, что они казались мне духами, танцующими среди раскачивающихся на ветру деревьев. Туман, сверкающий бриллиантами в свете фар… Есть что-то волшебное в этой сосновой роще. Здесь вновь рождаются все мечты моей юности, давно забытые чувства.

Мы проезжаем мимо теннисного корта с травяным покрытием. Сетка провисла от тяжести плесени. Затем горстка маленьких деревянных домиков – жилища для прислуги, отдельный коттедж дворецкого. Всюду темно, окна закрыты ставнями. На склоне, обрамленном деревьями, я вижу лодочный сарай – громоздкую постройку, вытянутую вдоль берега. И наконец дорога делает крутой поворот, и перед нами встает Стоунхейвен, похожий на гигантское серое привидение в полумраке. С моих губ непроизвольно срывается странный звук. Я столько раз смотрела на фотографии этого дома в Интернете, но они не подготовили меня к знакомой холодности Стоунхейвена, монументальной и предостерегающей.

Сам особняк – натуральный анахронизм. Каменный монолит, затаившийся под густыми соснами западного побережья озера Тахо. Здание обито бревнами и напоминает средневековую крепость. Дом находится в самой середине, два его крыла соединены между собой трехэтажной каменной башней, наверху которой видны узкие стрельчатые окна. Башня словно бы стоит в дозоре наподобие донжона древнего замка, она как бы готова к атаке врагов. Крылья дома увенчаны трубами дымоходов. Камни, из которых они сложены, поросли мхом, а мох от старости порыжел. Все здание окольцовано портиком, колоннами служат стволы гигантских сосен. Все, что не сложено из камня, покрыто черепицей и выкрашено коричневой краской – наверное, для того, чтобы дом сливался с окружающей природой. Но так это или нет, у смотрящего на дом создается впечатление, будто он просто-таки вырос из зарослей сосен и словно бы отступает во тьму окружающего его леса.