Детские шалости - Генри Саттон Страница 15

В последний раз, когда Марк брал с собой в паб Лили, помнится, ей было не больше двух с половиной, самое большее — три. Тогда, вспоминает он, она не была ни источником неприятностей, ни объектом для насмешек. Она была сказкой. Конечно же. Сияющим, любимым, маленьким воздушным шариком. Его забавные черты лица. Она была его ребенком, полностью его. Не гномом. Не каким-то несчастным посмешищем.

Он взял ее в «Лебедь», который находился на другой стороне города от того места, где они жили, около эллинга, в котором одна маленькая компания давала лодки напрокат. В тот день было холодно, потому что он помнит, как проверял, что Лили хорошо укутана, на ней был надет синий подбитый капюшон, который раньше принадлежал Сину, и зеленая шляпа с кисточкой. Они сидели на улице, потому что детей не пускали в паб, и скармливали уткам Hula Hoops [7], которые медленно и пугливо, вразвалку, шли вверх по эллингу, и когда утки подбирались близко к детскому стульчику или дрались между собой из-за еды, Лили истерично хихикала. Должно быть, он выпил пару пинт легкого и черного пива, а она безостановочно ела Hula Hoops и сделала несколько глотков из своей бутылочки, хотя молоко стало слишком холодным, и она не стала пить «Пепси-колу», которую он купил ей, а потом она начала ужасно шмыгать носом, хотя, казалось, ей, тем не менее, не надоело кормить уток. Они съели пять упаковок Hula Hoops и пакет чипсов, а потом он наконец-то решился взять ее с собой в галерею игровых автоматов — ему и в голову не пришло, что существуют другие места, где можно согреться.

К счастью, он обнаружил, что ей нравятся сверкающие огни и шум галереи — взрывы электронной рок-музыки, и стрельба из автоматов, и вспышки, и звуки визжащих машин, и мотоциклов, и несущихся грузовиков, и время от времени лязг вываливающихся денег — ей нравилось это почти так же, как ей нравилось кормить уток. Она была счастлива наблюдать за всем этим, сидя в своем детском стульчике, хотя когда он сам начал играть в автоматы, когда он сел за тот самый автомат, в котором ковбои стреляли в салуне лазерными пистолетами, и при каждом выстреле эти ковбои извергали странный вой, а он расстреливал бутылки на стойке бара, превращая их в фонтаны пьяного стекла, ей тоже захотелось поиграть, и она начала вертеться, пытаясь выбраться из своего детского стульчика. В конце концов ему пришлось отстегнуть ее и приподнять, и тогда он понял, что к тому моменту Лили уже много раз успела описаться, ее штанишки были тяжелы, а колготки промокли насквозь. Он не подумал о том, чтобы захватить сменную одежду, он в спешке убежал из дома — после очередной разборки с Ким. Марк вытащил Лили из стульчика, и теперь она определенно не хотела забираться в него снова, но больше он не собирался никуда ее вести, не хотел рисковать, ведь она снова могла описаться или еще чего похуже, он натягивал куртку и даже не хотел об этом думать. С помощью подкупов и уговоров ему удалось усадить ее обратно в стульчик и пристегнуть, и он знал, что больше он не может там оставаться, что он должен отвести ее домой, чтобы мама отмыла ее. Но ярче всего Марк помнит, что каждый раз, когда он брал с собой Лили, она была всегда счастлива, она хотела быть частью всего происходящего, участвовать во всем. Он помнит, что, казалось, на нее даже не действовали их ссоры с Ким, все эти их крики и ругань — они ругались, не обращая внимания, видят ли их дети, они не могли этого контролировать. Но его мать видела все в другом свете. Ее беспокоило то, что Лили в свои три года так и не научилась самостоятельно ходить на горшок. Она сказала, что с девочкой явно не все в порядке. Это классический признак. А он и понятия об этом не имел. Все равно ему пришлось оставить Ким разбираться со всем этим.