Волчья лощина - Лорен Уолк Страница 14

— Я не сам споткнулся, — возразил Джеймс, переворачиваясь со спины на живот и с трудом вставая на четвереньки.

Не в силах говорить из-за слёз, он ткнул пальчиком прямо перед собой. И мы с Генри увидели проволоку, туго натянутую поперёк тропы.

Генри встал во весь рост, и я поняла: беги он впереди Джеймса, проволока пришлась бы ему как раз по горлу. Генри тронул было проволоку и живо отдёрнул палец:

— Ух, острая! Будто прямо посерёдке кто наточил!

Он ловко отвязал от дерева один конец проволоки и начал сматывать её в клубок, приближаясь ко второму дереву. Там, у корней, Генри проволоку и оставил. Рукавом я кое-как отёрла кровь с Джеймсова личика. Порез оказался глубокий, кровь всё текла, но глаза и уши были невредимы.

— Идём, Джеймс. — Я подхватила брата под мышки, поставила ровно. — Всё с тобой будет в порядке.

Взяла его за руку — он не сопротивлялся, только всхлипывал. Генри, набычившись, пошёл впереди. То и дело он оборачивался поглядеть, не отстаём ли мы с Джеймсом. Когда мы добрались до поля, Генри в очередной раз повернул голову и чуть не споткнулся от неожиданности. Потому что в отдалении стояла Бетти. Следила за нами.

— Не сейчас, Генри, — прошептала я.

Он понял. Пока мы поднимались на холм, Генри караулил каждое движение Бетти.

— Не сейчас, — повторила я.

Генри пропустил нас вперёд, а сам стал замыкающим.

После обеда я повела папу в лощину. Только проволоки мы уже не нашли.

— Вот тут она была, папа. Вот на этом дереве. Я нарочно кочку рядышком заметила.

Папа шагнул с тропы, пощупал свежий шрам на древесной коре. Напротив, на другом дереве, был точно такой же шрам.

— Не волнуйся, Аннабель. Ты не перепутала. Именно здесь проволоку и примотали. А потом размотали.

Рассердить папу было непросто. Мама — та вспыхивала как порох и бушевала за двоих. Но теперь папа прямо-таки вскипел.

— Кто-то таил змею за пазухой, и вот теперь змея подняла голову, — произнёс папа.

Никогда я от него таких фраз не слышала. Насчёт змеи распространяться больше пристало священнику или, под настроение, тёте Лили, но только не папе. Он и в церковь-то ходил от случая к случаю.

— Таил? — переспросила я. — А может, не таил, а таила? Или их двое — этих, со змеями: он и она? По-моему, так всё и было.

Папа расширил глаза:

— Аннабель, если тебе что-то известно, лучше сразу говори.

— И скажу. Правда, я не уверена, я ведь её не застукала за этим. Просто больше некому. Ну, может, ещё Энди участвовал.

Закатное солнце не грело, становилось зябко. Я радовалась, что со мной папа. Папа вёл меня за руку, приноравливал шаг к моим коротким шажкам, но всё равно мы уверенным маршем продвигались прочь из лощины, к полю. На открытое место. Чуть задержались в саду — папа нарвал яблок для соуса к мясу, набил свои и мои карманы. Потом мы направились прямо домой. Миновали сад, прошли под персиковыми деревьями, как под аркой.

Дома папа сначала заглянул к Джеймсу, похвалил его за мужество, затем перекинулся словом с мамой (нам обоим достался подозрительный мамин взгляд), дал мне отогреться у печки и только после этого усадил в пустой гостиной и спросил напрямую, кого я подозреваю.

Я рассказала всё с самого начала. Про Бетти и её угрозы. Про синяк в форме огурца. Про скороспелую дружбу Бетти с Энди. Про их переглядывания и перешёптывания. Про перепёлку и предупреждение Тоби. Про сегодняшнее опоздание Энди. Про то, как Бетти метнулась к нему, как они весь урок перебрасывались записками.

Доказательства иссякли. Я их перечислила на одном дыхании, а когда замолчала, поняла, до чего они неубедительные. Кроме, пожалуй, убийства перепёлки: я не сомневалась, что хруст птичьих косточек останется со мной на всю жизнь.

— Бетти — хулиганка, — подытожила я. — Только не пойму, как у неё вышло так меня запугать.

— Аннабель, что ж ты сразу не рассказала? — упрекнул папа.

— Да ведь это не в один день случилось. Она же понемногу пакостила. Вот я и растерялась… — Про себя я подумала: надо же было так сглупить! — Вдобавок Бетти грозилась, что мальчиков поколотит. Ну, если я наябедничаю. Я не наябедничала — а она всё равно вон что Джеймсу подстроила.

Папа поскрёб подбородок:

— Успокойся. Я разберусь. Точнее, мы с мамой разберёмся. Только отныне ты должна всё нам рассказывать. Обещаешь?

Я обещала. Это было нетрудно — я не собиралась больше лгать папе с мамой. Но я ещё не знала, насколько всё запутается.