Беглец - Алгебра Слова Страница 14

Но что-то изменилось в их необычной привязанности друг к другу. Семеныч твердо почувствовал себя главным в жизни Катенка. В те вечерние часы, которые они проводили вместе – Катенок предупреждала любое его движение, сопровождая внимательными, полными восхищения, глазенками. Он грустил – и Катенок смешно тыкалась головой в его бок, то ли ласково мурлыча, то ли грозно рыча. Смеялся – и она весело кувыркалась на его ногах. Засыпал – Катенок прижималась к его телу и не двигалась. Брился – она убегала на кухню с его зубной щеткой в зубах со скоростью света и успевала выплюнуть ее в мусорное ведро до того момента, пока Семеныч обнаружит, что щетки нет. Ругался – и Катенок, прячась, спешно проскальзывала под покрывало и одеяло в спальне, забиралась под подушку, не шевелилась и не высовывалась до тех пор, пока сам Семеныч не доставал ее оттуда. Смотрел телевизор – она сидела рядом и иногда, наклонив пушистую мордашку, оборачивалась, обжигая его неестественным, но удивительно теплым взглядом, от которого пронизывало тело Семеныча невообразимым теплом.

Нередко и спорили. По любому поводу. Семеныч вспыхивал как порох, Катенок не оставалась в долгу, а доказательства и аргументы своей точки зрения она умела приводить лучше любого человека. После этого следовало злостное обоюдное молчание. До первого движения или взгляда в сторону друг друга – когда все остальное, кроме их необычного союза теряло смысл. Свысока и небрежно признавали правоту друг друга, иногда извинялись, и, спустя некоторое время, все повторялось снова…

* * *

Катенок совсем не рассчитывала на то, что переместившись в тело кошки, она со временем обретет свое почти прежнее состояние. И ее сознание к ней вернется почти в полном объеме. Как оказалось – форма сосуда никак не повлияла на содержание, она лишь немного ограничила его…

Те из эгрегоров, что намеренно скрывались в любом земном существе, либо никогда после не возвращались, либо теряли себя окончательно, либо их уничтожали – но факт оставался фактом – то, что с ними происходило потом – было тайной, покрытой, если не мраком, то домыслами остальных эгрегоров…

Катенок не скрывалась – она сбежала от скуки, из любопытства, ввиду неприятия себя или без видимой причины, то есть просто так. Первые месяцы Катенок действительно видела и узнавала мир глазами обычного котенка. Но позже ей это совсем не пригодилось: ни отличный нюх, ни ночное зрение, ни чувствительность людей, животных и их энергетики – все это не стоило и миллиардной доли того, что умела и знала Катенок ранее.

А потом все стало как всегда…

Только немного сложнее. В мире людей все оказалось гораздо примитивнее, глупее и грубее. Но, пока, интереснее.

Люди, в сравнении с эгрегорами, были визгливыми «рупорами» собственных мыслей, которых было невозможно заткнуть, понять или успокоить. Людей оказалось слишком много, и каждому из них что-то срочно требовалось. Они были не так разумны, как казались с первого взгляда. Словно дети. Но хуже. Взрослые гораздо хуже детей, извращенней в своих желаниях и испорчены жизнью или самими собой. Они все время просили и жаловались. Катенок еще не встретила ни одного самодостаточного, цельного и удовлетворенного жизнью человека.

У Катенка начался сложный период. Трудный, подчас невыносимый физически и плохо переносимый психологически.

Семеныч не раз стал замечать, как Катенок урча и постанывая, пробует зарыться головой под подушку или в стык между сиденьем и диванной спинкой, будто у нее сильно болит голова. После своеобразных «приступов», Катенок выглядела растерянной и беспомощной. Перебиралась к Семенычу на ноги и, притихнув между них, смотрела в никуда. Она стала меньше есть, меньше «говорить», все больше любила тишину, загоняя пульт от телевизора под диван. «Что-то происходит?» – спрашивал Семеныч. «Все в порядке», – следовал неизменный ответ.

Покоя Катенок больше не узнала: непрекращающиеся стоны людей в голове, шум их негодования в ушах и зрительные галлюцинации. Катенок чувствовала все на себе: боль, тоску, голод, зависть, недовольство. Но быть человеком и чувствовать это от собственного единичного экземпляра – это одно, а ощущать себя единым сборищем таких представителей – многократно некомфортнее.

Так, через людей, сознание Катенка сначало распылялось, потом концентрировалось и возвращалось к центру своего энергетического образования, которое сейчас находилось в теле кошки. Катенку казалось, что ее скоро просто разорвет на части.

Катенок пыталась поначалу бороться – то есть пробовала разгребать эту кучу эмоций, чувств, желаний, чтобы они не уничтожили ее саму. Она чувствовала все на всех доступных уровнях – головные непрекращающиеся боли, упадок сил, депрессивное неприятие мира, агрессию, желание уйти и отсюда… – только поэтому Катенок что-то делала. Во время процесса «сотрудничества» с людьми ей было легче, и она немного отвлекалась. Боль проходила на время. Но возвращалась снова.

Катенок понимала всю бесполезность этого процесса, всю его никчемность и ненужность. Она посчитала, что людям лучше бы было: жить сегодняшним днем или не жить вовсе.

«Но счастье без будущего – несчастье. Также как и беда без будущего – не беда. Получается, что всё, не имеющее продолжения – всего лишь точка. Стоит ли о ней беспокоиться?» – раздумывала Катенок.

Присматривалась и прислушивалась к зудящему, как рана, пространству, и старалась сделать все от нее зависящее: «Накричал на жену – забудь ключи дома и мерзни около дома добрые пару часов. Нагрубил нижестоящему по служебной лестнице – застрянь в лифте и подумай о том, что работа лифтеров также необходима, как и президента банка. Осудил кого-то – порадуйся испорченным продуктам и бессонной ночи в туалете. Пожадничал – бесполезная трата не за горами…»

Первое время бежала к сильному источнику возмущения – церкви, и слушала. Никакой благодати Катенок в храме не чувствовала. Но желания людей там были более конкретные и оформленные, а значит, и более слышимые.

…Женщина с угрозой выкидыша на маленьком сроке ждет ребенка и отчаянно просит доносить его здоровым. Смотрит Катенок ребенка, а он – будущий убийца, подлейшее существо. Кроме горя матери и обществу ничего не принесет, а мать слезно умоляет за его здоровье и жизнь, еще нерожденную жизнь. Мать – женщина хорошая, существо жизненно стабильное и положительное. Катенок, нисколько не сомневаясь, принимает решение – не быть этому ребенку – уродливой, больной души, случайно очутившейся в теле человека. Лучше бы этой душе было бы родиться в теле крысы, считает Катенок и начинает работать – мешают. Рядом возникает наисветлейший хранитель: «Не трожь, не распоряжайся душами, которые не ты вложила в тела».

«Молчи, глупый «ангел», я сильнее тебя, я умнее. Души попадают в тела часто также случайно, как если бы их вкладывал человек. И совсем не туда, где их место. Они портят себя и окружающих. Нельзя быть сплошной доброте и любви, она может породить такое зло, которое убьет своего родителя», – трудно быть хирургом Катенку в такие моменты, но не отрезать гангренозную часть нельзя: сгниет еще больше.

Вот дальше, ребенок – инвалид. Физически и психически неполноценный. Генное заболевание. Мать стоит, молится о здоровье и выздоровлении.