Хибакуша - Валерий Петков Страница 14

Посовещались отцы-командиры. Колонна уже уехала на станцию. Здесь же остался ротный «козлик», Пётр за рулём, я, двое рядовых.

Воронин, раздосадованный коварством техники, которую, казалось бы, уже приручил, то закатывал, то вновь застёгивал рукава гимнастёрки, пропахшей соляркой, сам того не замечая, кряхтел, пытался рассказать глухим голосом, в чём там проблема была. Переживал.

– Ладно! Будет тебе – страданий! – повернулся Пётр. – Сдохла и ладно! Железо есть железо. Не взорвались – и то хорошо. Хрена ли об нём страдать!

Выехали на трассу. Окна приоткрыты, ветерок.

– Как там мои сейчас? – подумал я. – Ни позвонить, ни сообщить. Наверняка волнуются.

Если посчитать от первого курса, я в этом городе почти два десятка лет. Жена и дочь родились здесь. Это уже и мой город. Мы устроились в нём уютно, радостно, и от этого становилось хорошо, но тревожно. Вспомнил мягкое касание рук жены, и захотелось заорать в окно, чтобы город проснулся от моей необъятной радости:

– Мне здорово! У меня есть две любимые девчонки! Мои девчонки! Я один, но мне не одиноко. – Засмеялся. – Когда теперь свидимся? Никак не раньше сорока пяти суток.

И погрустнел враз, задумался…

Пётр глянул сбоку внимательно, промолчал.

– Телефон ещё тестю не поставили. Жаль, – подумал я. – Всё обещают ветерану. Кому бы ещё позвонить? Через кого передать? Ночь. Переполошишь… Может, и не так оно страшно на самом деле? Чего будоражить, ведь толком ничего не известно.

Город мимо пролетал в конопушках пляшущих пятен вечернего освещения сквозь молодую листву. Переулками окраины доехали до станции. На отшибе стоял эшелон, у погрузочной аппарели. Слева-справа гаражи металлические, зелёные, чуть впереди забор стадиона. Вышки чернеют, высоченные, вперёд наклонились, словно под ноги смотрят.

Я буду вспоминать, когда буду ездить в Зону, смотреть на загоризонтную антенну «Чернобыль-2». Ажурную, метров пятнадцать высотой. Видную издалека.

Сейчас вышки были незрячими, бесполезными без включённых ламп.

На платформы грузили технику, полевые кухни, в теплушки заносили новые, белые, занозистые доски, сколачивали нары в два яруса. Слева и справа от дверей. Вагоны старые, расхристанные, изрешечённые долгой службой в непростых условиях, тёмно-коричневые в жидком свете пристанционных фонарей. Такие в последний путь отправляют – если уж на списание, то и не жалко.

Электричка промчалась последняя со Старого взморья. Высвистнула тонко, пронзительно, испуганным зверьком, окна освещённые смазались в одну жёлтую полосу. Редкие люди к окнам прильнули, любопытничали – что-то там, в стороне от станции творится? Да толком ничего так и не поняли.

– Спи спокойно, страна… Спи спокойно, страна… – отзывалось из тёмного провала теплушки, третьей от края – без локомотива неясно, где голова состава – накладываясь на перестук уносящейся электрички, – спи спокойно, страна…

Много позже появится песня:

Спи спокойно, страна!

Нам всё равно всем хана!

Ты такая одна.

Спи спокойно, страна!

(рэпер Стима (St1m), настоящее имя: Никита)

…Но было начало мая 1986 года, 4 ноября не наступило, и талантливый паренёк из Тольятти ещё не родился…

– Спи спокойно, страна… – вертелось в усталой голове. Хотелось спать и кушать одновременно…

Я выжидал, чтобы ротный остался один, но всё время вокруг него вертелись люди, технику крепили на платформах, брёвна в распор, проволока многовитковая, калёная, мягкая, перекручивалась ломиком в середине, белела, как пальцы, сжимающие на пределе большой груз. Ехать предстояло далеко.

Тут же был и командир второго взвода, бригадир стивидоров из морского порта – Егор Кондратюк. Смешливый, голова круглая, стриженый, хотя и лысеющий заметно. Без пинков и понуканий профессионально руководил погрузкой, удивлялся непониманию очевидного, а то и просто бестолковости отдельных бойцов.

Но люди-то – разные.

Ходил вразвалку, везде успевал, пилотка под левый погон втиснута, только остатки светлых волос приглаживал большой ладонью, если что-то делалось не так, и показывал, как надо, как лучше. Складно это у него получалось, без нажима. Сутулился немного, от постоянной физической работы, должно быть, или из-за высокого роста, всё посмеивался незлобно, и на него не обижались.

Я понаблюдал. Потом не удержался, отозвал ротного в сторону:

– Куда путь держим, командор?

Бармин взгляд выдержал, чего-то там отыскал в карих моих глазах, сказал тихо:

– Чернобыль. Дозиметры во-о-он там. Видишь, – показал глазами на зелёный, маркированный чёрными трафаретами ящик в глубине теплушки. – Точно станцию не назову. Где-то невдалеке будем выгружаться. Только молчи пока. Такая установка. Можем людей не собрать. Тут химиков-то раз-два. Испугаться могут, запаниковать. Там-то мы, на месте – определимся.

– Вот чёрт! – думал я лихорадочно, – может, добежать до тёщи? По короткому пути срезать, мимо металлобазы, через дворы – полчаса в одну сторону… – Поздно, ночь. Явно спят. Может быть, и мои там заночевали? Рискнуть? Предупредить ротного, чтобы не было самоволкой… И скоренько – мухой! Нет! Не стоит! Долгие проводы – лишние слёзы!

И уже начинал жалеть, а позже и вовсе казнил многократно себя за эту нерешительность.

– Ты-то как? – спросил ротный.

– Что?

– Ну… со службой-то как у тебя? – глянул пытливо: – Знаком или так, слыхал только?

– Да так… то в артиллерии, то в кавалерии. Сам знаешь, как в военкоматах дело поставлено. Один ящик с личными делами на столе, только руку протяни, а другой на шкафу. Так из какого ящика личные дела чаще вынимают? Чтобы жопу с табуретки не приподнимать лишний раз! Вот я из того ящика, что на столе.

– Сурово! Ну, я с военкоматскими манёврами не знаком, – сказал ротный.

– Да и мне бы их пореже видеть. Лучше скажи – там-то что? В оконцовке… по прибытии? Писец голубой – или белый? Какой?

– Да кто же это знает? Писец – он и есть писец, независимо от масти. Доведёт командование до личного состава. В своё время и узнаем. Е..ть ту Люсю! – и по плечу хлопнул крепко, аж пыль вспорхнула коротко, засмеялся нервно худым лицом, фиксой в темноте блеснул, точно лезвием. – Но, похоже, кашу завари-и-или! Физики-теоретики, экспериментаторы-инженеры!

– Чем больше дров наломаешь в этой жизни, тем жарче будет в другой, – сумничал я.

– Я не поп, не скажу точно! – сказал ротный.

– Хорошо ему! Так вот – просто и ясно! А хоть бы и неясно… опасно! Ну, что бы ты сейчас сделал, узнав, что там реально творится? Ну что? – спрашивал я себя, но, к собственному удивлению, был спокоен. – Не всегда знание во благо! – только и успел подумать…