За миг до откровения - Валентина Ива Страница 14

Вот уж поистине: родится ангелочек, глазки черные, блестящие; губки розочкой, румяные; кожа беленькая; сам пахученький; волосики колечками. Обцелуешь, не нанюхаешься, не наобнимаешься, такие детки миленькие и славненькие в детстве. И никто не знает, что вырастет из этого херувимчика и как сложится его судьба.

Моей тетушке было двадцать лет, когда она родила сына Тристана. Сначала она хотела назвать сына Ромео, подразумевая, что у него обязательно когда-нибудь будет своя Джульетта, потом Русланом, где-то там маячила в его судьбе Людмила, а напоследок все же выбрала имя Тристан, мечтая о том, что Изольда должна быть необыкновенно хороша. Я был старше его почти на 8 лет, и всю жизнь чувствовал, что я старший брат, в полном понимании этого слова, а он будет делать так, как я скажу.

Его отцом был мужчина при высокой должности, а именно: главный прокурор города, привыкший жить в достатке и даже роскоши советского периода. Это был не первый его брак. От предыдущих браков по дому бегали две девчонки, так как татары не доверяли своё потомство никаким там прежним жёнам, а Нариман Измаилович был татарином и соответственно мусульманином на 100 процентов. Его татарская мать любила повторять: «Жён у тебя, любимый сынок, Джаным Балам, может быть очень много, а мать только одна!!!».

Прелестный малыш, Тристан, избалованный многочисленными родственниками, так и вырос «Светочем очей» родной мамы, обожавшей его на биологическом уровне. Что бы он ни вытворял, мама всегда им восхищалась и, докатившись до старости, пребывая практически в нищете, но рядом с сыном, она всплескивала руками, и с обожанием глядя на несостоявшегося, не умеющего заработать на кусок хлеба «Рыцаря», говорила с восхищением: «Какого я сына вырастила!!!».

Несмотря на неудачное стечение не только жизненных обстоятельств, но и других многочисленных причин, приведших к весьма плачевному итогу: тебе 55, а ты живешь в коммуналке с престарелой мамой, Тристан сохранил удивительную доброту к людям, граничащую с той самой простотой, что хуже воровства.

Прелестное юношеское лицо быстро утратилось, по причине полового созревания и грубоватые шрамы от юношеских угрей навсегда обезобразили нежную белую кожу. Тристан отрастил длинные волосы в стиле Битлз. Занавесил ими свое лицо и сохранил эту нелепую прическу до самого своего шестидесятилетия. Фигура деформировалась по причине любви к еде и спиртным напиткам, страсть к которым так и не исчезла, а наоборот – возрастала с каждым годом жизни на земле, превращая любителя в профессионала. Жареное мясо, жирные беляши с бараниной, плов, лагман, манты – всё это вместе с водочкой и пивом стало единственной радостью добряка Тристана. Окончить институт автодорожного транспорта ему удалось еще до развала Советского Союза в городе Ташкенте, где он и проживал с матушкой, женой по имени Дуся и сыном, в то время как его отец обожал уже новую молодую красавицу, по причине увядания старой. Как только распался Союз, притесняемые русские, кто как мог, потекли в бросившую их Россию. Жена Дуська нашла себе другого, адаптированного к жизни, состоятельного человека, а Тристан с мамой продали за бесценок свое жильё и уехали в Москву к маминой родной сестре. Молниеносно истратив на пропой души пятьсот долларов, вырученных за квартиру, Тристан попытался устроиться на работу, но все его попытки не увенчались успехом. Временные заработки на стройках не обеспечивали семью необходимыми ресурсами. Время от времени приезжал из Ташкента его сын, которому тоже всегда требовались деньги, а денег катастрофически не хватало. Проживая на квартире у родной сестры матери и её мужа, Тристан тихо шёл ко дну. Тут вернулся из-за рубежа я, старший брат, и с моего очень скромного заработка, но все же в долларах, удалось купить комнату в коммуналке в Подмосковье для Тристана и его мамы. С большим трудом отыскали переводчика с узбекского языка, и с грехом пополам мама Тристана, врач-психиатр высочайшей категории, начала, наконец, получать пенсию, которую – всю до копейки – отдавала внуку.

Я преподавал на кафедре зоологии основную дисциплину и одновременно работал в зоопарке, куда и устроил Тристана обслуживать бассейны с морскими млекопитающими. У Тристана золотые руки. Помимо мастеровитости, в нём погиб талант художника: он с детства мастерски вырезал из дерева фигурки людей и животных, работал в стиле чеканки по меди. При этом вырезанный узбек, пьющий из пиалы чай, выглядел настолько типично и так трогательно, что хотелось, чтобы Тристан делал что-нибудь еще и еще, чтобы насладиться его фантазией, воплощенной в жизнь.

Его, мягко выражаясь, страшный вид с длинными космами, выглядывающее из-под волос негладкое, угреватое лицо с раскосыми глазами, казалось свирепым и не сулили, на первый взгляд, ничего хорошего. Но как только люди поближе начинали узнавать его, отношение к нему тотчас же менялось. Обнаруживалась вселенская доброта, простота и сердечность. Причем люди умные не пользовались этими его нежными качествами, однако люди недалекие тут же помыкали им, и от них сквозило ничем необоснованное пренебрежение, с покровительственным похлопыванием по плечу. Я давно замечал: если человек застенчив, необыкновенной доброты, не обладает крепкими локтями для прорыва к пропитательному корыту, и, несмотря на эти сейчас ооочень не популярные черты характера, все же приобрел в силу недюжинного ума ученую степень и даже вес в обществе, ВСЕГДА найдутся персонажи, пренебрежительно похлопывающие его по плечу…

Моя жена с теплотой и сердечностью относилась к Тристану, особенно после смерти его матери, когда он остался совсем один, наедине с кредитами для своего оборотистого сына. Когда я сообщил, что Тристану исполняется шестьдесят лет, и он нас приглашает отметить его юбилей в каптерку под огромным бассейном в зоопарк, она обрадовалась и тут же согласилась. Как и все женщины, она услышала только слово «юбилей», а слово «каптерка» пропустила мимо ушей. Поскольку мы несколько лет проживали за границей в весьма специфическом государстве, она привыкла, что юбилеи всегда празднуются с размахом и очень красиво. Ближе к делу, вместо подарка решили ограничиться деньгами, зная, что этот весьма щекотливый вопрос всегда стоит. Моя жена нацепила белый костюм от Катерины Леман, и мы отправились на праздник.

Около серой дверцы с надписью: «Служебный вход», я надавил на звонок и через несколько минут хромающий Тристан впустил нас в недра подбрюшья огромного бассейна для дельфинов и моржей, находящегося в состоянии ремонта. Пролезая под свешивающимися трубами, фильтрами и многочисленными проводами, не изгваздать белый костюм от Катерины Леман просто невозможно, а я незаметно наблюдал за её стоической реакцией на такие «мелкие» для женщины неудобства. Она сразу разобралась в ситуации и сердечно и эмоционально поздравила нашего горемыку. Если вспомнить, что три месяца назад он сломал ногу и только две недели как начал ходить с палочкой, а еще разболелись зубы и ему удалили сразу три передних, а потом еще три боковых, то вся картина «С ЧЕМ, ДРУЖИЩЕ, ТЫ ПОДОШЕЛ К СВОЕМУ ЮБИЛЕЮ» – налицо.

Его начальник и так называемые коллеги тоже от души поздравили именинника. Молодые ребята, которые годились ему в сыновья, относились к нему очень хорошо, но все же говорили ему «ТЫ», а один из, так сказать, старших по званию, откровенно чувствовал свое превосходство. Тут мою жену и понесло. Она взяла слово. Подробно в деталях описала таланты непризнанного художника и поэта, проникновенно, глядя каждому в глаза, сообщила всем, что он себя не нашел в жизни, сделала акцент на его доброте, а когда один из присутствующих прихлопнул комара, бог весть откуда прилетевшего к праздничному столу, она вдруг залепила: