Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада - Пен Фартинг Страница 14

Пару раз, когда я пытался помешать ему потрошить пакеты с мусором и раскидывать повсюду обертки, он угрожающе рычал на меня. Чтобы спасти оставшиеся мешки – и свои руки – я вместо этого кидал ему открытый сухпаек.

Но вдали от помойки он вел себя совсем иначе. Если мы с ним не виделись в течение дня, он бросался ко мне, когда я шел в радиорубку. С учетом веса килограмм в тридцать, он мог бы запросто сбить меня с ног, если бы захотел.

Поначалу я относился к нему с опаской. Трудно было поверить в его дружелюбие, когда у мусорных мешков он вел себя настолько агрессивно. Но к третьему разу до меня наконец дошло, что он действительно рад меня видеть. И, сказать по правде, я тоже был рад видеть его. Наше подразделение почти не взаимодействовало с местными жителями, потому что мы редко выходили в патрули. И, кажется, на какое-то время этот пес стал для меня воплощением всего Наузада.

Я обнаружил его сидящим среди подсохшей грязи рядом с домом, где он обычно прятался. Он с наслаждением принимал от меня и внимание, и галеты, которые я ему щедро скармливал. Между нами царило полное доверие, и теперь я мог наконец рассмотреть его повнимательнее при свете дня.

На правой стороне морды, под глазом было три глубоких шрама, скорее всего, полученных в прошлых боях. Похоже, ему вообще повезло, что он не ослеп.

Подкармливая пса галетами, я взглянул также на его окровавленное ухо. Выглядело оно хуже некуда, над ним постоянно роились мухи, и я не хотел, чтобы возникло заражение крови. Свободной рукой я попробовал втереть вокруг уха антисептический крем, который был у меня с собой. Я был готов к тому, что мои старания не понравятся израненному псу, но он мирно поедал галеты из моей левой руки и ни на что другое внимания не обращал.

Интересно, в скольких боях он принимал участие? Мне было жаль и его, и других собак за стенами нашей базы, которые постоянно искали объедки для пропитания. Это была тяжелая, недостойная жизнь. Но что я мог сделать, чтобы помочь ему и тысячам других собак в Афганистане?

В Великобритании я мог бы связаться с фондами защиты животных, и тысячи добровольцев включились бы в общий проект. Но я был на другом конце света. И я не мог сделать ничего – только кормить пса галетами.

Я ощущал отчаяние оттого, что не в моих силах было что-либо изменить. Но я не мог и просто опустить руки. Проблема была в том, что с этим псом мы уже начали становиться друзьями.

Я был рад услышать голос Лизы, пусть даже в два часа ночи, и ощущение было такое, словно она находится на Луне.

Наконец пришла моя очередь звонить домой по спутниковому телефону, который был у нас в роте. Наверное, стоило бы радоваться тому, что нам вообще его выдали, однако, когда аппарат один на шестьдесят человек, довольно трудно им воспользоваться, так что недельные карточки с двадцатиминутным лимитом на разговоры редко когда удавалось выболтать до конца. Самой неприятной была необходимость постоянно подзаряжать единственный аккумулятор. Второй проблемой оказалась нехватка времени, особенно с учетом пяти часов разницы между нами и Великобританией.

Политика меня никогда особо не интересовала, но я мог иронично покачать головой всякий раз, когда слышал, что очередной политик обещает улучшить бытовые условия для солдат в зонах боевых действий. Добавочные сетевые терминалы или минуты разговора – все это отлично смотрелось в теории, но ничего существенного не меняло в нашей повседневной жизни на базе. Нам говорили, что недавний визит Тони Блэра в Афганистан существенно повысил боевой дух войск. Но там, где я находился, никому не было до этого никакого дела. Для нас все оставалось по-прежнему. Уж лучше бы они раздали нам деньги, которые ушли на то, чтобы доставить его сюда. Вот это точно подняло бы боевой дух.

По крайней мере, Лиза тоже служила в армии, и ей не привыкать подолгу оставаться без связи. Пару лет назад она несла службу на корабле «Манчестер» в Карибском заливе, где они участвовали в операции по борьбе с наркоторговлей, и мы привыкли довольствоваться ежедневными мэйлами и короткими звонками на рассвете. Мы хорошо знали, с чем приходится сталкиваться каждому из нас на службе, и не любили говорить об этом вслух.

Многим другим приходилось куда тяжелее, парням не удавалось объяснить любимым девушкам, что у них нет никакой возможности дозваниваться чаще. Письма о разрыве были не редкостью на Бастионе.

Также Лиза знала, что я не обо всем могу говорить открыто по телефону. Нас предупреждали, что звонки здесь отслеживаются многими участниками боевых действий. Но, скажем честно, мне было без разницы, кто и где может слушать мои расспросы о здоровье Бимера и Физз, а также что нового у наших с Лизой общих знакомых.

Я дождался, когда почти все темы для разговора оказались исчерпаны, и лишь тогда упомянул бойцового пса. Мне пришлось несколько минут потратить на объяснения, как я его нашел и как оказался свидетелем собачьих боев.

На другом конце провода послышался вздох.

– Милый… не надо привозить домой собаку из Афганистана, – сказала Лиза. Ее голос звучал без всякого раздражения, она старалась быть практичной. И я не мог ее осуждать.

– Я все понимаю, но надо же как-то ему помочь. У него ушей нет, Лиза. Должна же быть в Афганистане какая-то организация для помощи животным… – Мой голос звучал почти умоляюще.

– И что они сделают?

– Как что? Найдут для него хороший дом, я надеюсь?

Внезапно до меня дошло, что я толком вообще не думал об этом до сих пор. Кто захочет брать в дом бойцового афганского пса?

– Ладно, ладно, я поищу, – обещала Лиза, явно больше для того, чтобы меня успокоить.

– Я люблю тебя, милая, – сказал я ей. И это была чистая правда.

– Ты ужасен. Но я тоже тебя люблю, – отозвалась она. – Береги себя.

Я нажал кнопку сброса прежде, чем в трубке послышались гудки.

Ненавижу прощаться.

Пока Лиза, как я надеялся, вела поиски нужной нам организации защиты животных, мне надо было как-то урегулировать с начальством вопрос о пребывании бойцового пса на базе. Как минимум это означало, что ему надо было соорудить закрытый загончик. Его темперамент все еще оставался для меня загадкой, поэтому нельзя было рисковать и выпускать его гулять по базе свободно. Он мог запросто покусать кого-то из парней. Кроме того, я не хотел, чтобы полицейские вновь заставляли его драться с другими собаками.

В любом случае, для начала мне стоило поставить в известность босса. Это была его база, в конце концов.

Я дождался окончания офицерской летучки на следующее утро и зажал его в угол, когда все расходились.

– Босс, поговорить можно? – спросил я.

Босс был высоким и жилистым, при любом удобном случае он любил нам напомнить, что болеет за шотландскую сборную по футболу – ведь как раз перед нашей отправкой сюда начался чемпионат Европы. Мы старались с ним на эту тему не спорить. Вообще, он всегда говорил ровным тоном, его было непросто вывести из себя. Он был очень дружелюбным офицером, и мне нравилось с ним работать. Оба его сержанта временами приходили и давали советы по разным поводам, он всегда внимательно нас выслушивал и иногда делал, как мы говорили.