Ветер противоречий (сборник) - Сергей Телевной Страница 14

Позвонил Гончару, вместе договорились с бригадиршей дворников месячишко поработать без оформления — вместо Сани, пока тот по Израилям будет ездить. Родным Доброскоков решил об этом не сообщать. Он-то и так рано по утрам бегал на заброшенный фабричный спортгородок. Разминался не спеша, около часа. Ждал, пока жена на работу уйдет. А она тоже пораньше стала уходить в свою бесперспективную контору. Втайне от мужа устроилась подрабатывать там уборщицей.

Простая, казалось бы, работа дворника выматывала поначалу Владимира Павловича основательно. Еще больше удручало Доброскокова то обстоятельство, что его, достаточно известного в городе человека, могут на улице узнать. К счастью, его участок был в микрорайоне, где в основном обитали работники бывшей швейной фабрики — там им давали когда-то квартиры. Потому на нового дворника особо не обращали внимания. К тому же основную работу он выполнял часам к восьми утра: позднеосенняя промозглая погода существенно сокращала объем работы — не надо было заметать. Выполнив «сокращенный объем», Доброскоков спешно переодевался в подлестничной каморке и спешил домой — к компьютеру.

Только один раз какой-то знатный пенсионер, мигрировавший по почетным президиумам и общественным комиссиям, вроде бы узнал его.

— О, Доброскоков, это ты? — почетный ветеран, всегда ходивший в распахнутом плаще и с колодкой юбилейных медалей на пиджаке, приостановился, подслеповато всмотрелся: — Докатился, алкаш…

Владимир Павлович съежился, ему хотелось провалиться сквозь землю, но прежде доказать, что он не алкаш и вовсе не докатился. Однако, изменив голос, он лишь ответил:

— Дед, ты обознался, иди своей дорогой.

…Обстоятельства последнего времени заставили его мобилизовать способности сочинителя. Умения стряпать (то есть составлять) отчеты и кроить проекты распоряжений, ему казалось достаточно, чтобы так же ладно сконструировать какую-нибудь мелодраму. Владимир Павлович понимал конъюнктуру и знал, что его «драматургический продукт» должен быть востребован.

Он математически точно прописал общую конструкцию драмы — практически документально изложил эпизоды жизни засракульта и его дистонически нервной дочки. Насквозь пропитанного язычеством засракульта драматург Доброскоков принудил пожертвовать неправедно нажитое в пользу церкви. А дщерь же его отрабатывала злоупотребления колдовством и всякой чертовщиной в интернате для психически больных. Жестоко, но справедливо. И название пьесы эпатажное — «Засракульт»!

— Может, несколько схематично? — осторожно спросила Доброскокова жена, его первая читательница. Она старалась во всем быть максимально деликатной с мужем. Даже сделала вид, что не знает о его «дворничестве». Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы инфаркт не получило… А мужчины — это, по сути, большие дети, была убеждена она.

— Схематично, говоришь? Нет, нормально. Не надо заставлять зрителя напрягаться, — Доброскоков был категоричен. Однако сожалел, что не удалось вписать в «тело» драмы утопленницу, которую вытаскивал Саня Гончар. Хотел было сделать ее внебрачной дочкой засракульта, но в пьесе она, несчастная, оказалась слишком инородным телом. Да и две утопленницы для одного засракульта — перебор. Пришлось от такого «действующего» лица отказаться. А образ остался — золотистые волосы тревожно струились по поверхности души… «Но почему она засела в моем сознании?» — мучился Владимир Павлович.

Вдруг через полмесяца после отъезда в скайпе обозначился Саша Гринберг, который для Доброскокова оставался Гончаром.

— Привет, Вован, — обратился он по-пацански, впервые за долгое время. Это могло говорить или о том, что Саня бухой, или о том, что у него все в шоколаде.

— Привет! Ты пьяный?

— Нет, ты что! — искренне возмутился Гончар-Гринберг. — Почему не спрашиваешь, как дела?

— Чувствую, что все в шоколаде…

— Ну да! — с удовольствием сознался Саня. — Не скажу, что весь Израиль поет мои песни. Но Малкин работает над этим. Я и сам пою в одном русском ресторане в Хайфе.

— Ну и как? Собираешься возвращаться?

— Только за Катюхой своей… Ну а ты как? — перевел тему Саня. — Опять поливаешь сухие деревья и сорную траву?

— С чего ты взял?

— Знаю твою натуру.

Доброскоков хотел было предложить Гринбергу свою пьесу «Засракульт» для продвижения через Малкина, но передумал.

… Веерная рассылка пьесы по электронной почте в десятки и десятки театров страны и зарубежья принесла кое-какие результаты. Доброскоков не рассчитывал на чудо, но верил в необходимость своего «продукта». По крайней мере, его пьесу читают.

Приходили ответы: «Мы ознакомились с Вашей пьесой. И надо сказать, у Вас добротная драматургия. Современная тема, подача материала — все сделано рукой мастера. Но по финансовым причинам в этом году у нас запланирована всего одна постановка, работа над которой уже идет. Творческих успехов Вам!», «Тексты хорошие. Попробуйте отправить в театр “Школа современной пьесы”. У нас другой формат. Спасибо большое», «Тексты я посмотрел, они неплохи, но нам не подойдут. У худ. руководства свои взгляды на то, что ставить. Сожалею. Завлит».

Был отклик из одного румынского театра: «Благодаря вашему тексту. Наш театр программы сделал в течение следующих двух лет! Имейте большой день!» Владимиру Павловичу хотелось понимать следующее: «Благодаря вашему тексту наш театр сделал программу на следующие два года». Но, очевидно, читать следовало так: «Благодарим за ваши тексты. Но наш театр уже сделал программы на два года вперед».

Отзывы, если они приходили, были лестными. Это щекотало самолюбие Владимира Павловича, но конкретных результатов не было.

— Надя, тебе не кажется, что я поливаю сухие деревья и сорную траву? — вдруг спросил Доброскоков у жены, памятуя слова Гончара-Гринберга.

— Ты что имеешь в виду, свою пьесу? — жена задумалась. — Но ведь тебе отвечают профессионалы, а им верить стоит. Они могли бы вообще не ответить. Надо же понимать, что это не песенки Сани Гончара. Чтобы поставить спектакль, нужны немалые средства. Тебе ж пишут — один спектакль в сезон… Найдется твой режиссер, надо уметь ждать… Может, тебе заменить название пьесы? «Засракульт» — это слишком, согласись…

— Наверное, соглашусь… — сказал Владимир Павлович, но не согласился и лег спать — завтра рано вставать, первый снег срывается. Бригадирша звонила, сказала: много дел будет, на работу прийти надо пораньше.

Рано утром перед работой проверил электронную почту — и вдруг письмо из города Золотых ворот: «Прочла Вашу пьесу “залпом”. Страшно. Ярко. Спасибо. Показала нашему режиссеру. Он сам и пьесы пишет, и спектакли ставит, окончив режиссерский факультет РАТИ/ГИТИСа (ставит от Ярославы Пулинович до Булгакова, Т. Уильямса, Шекспира). Работать с такими текстами, как Ваш, любит и умеет. За то, что Вы появились на нашем горизонте — благодарю. И самое главное! Худсовет театра вынес решение: пьесу принять к постановке. Поздравляю. Ждите официального сообщения. С уважением, Ларина Татьяна Николаевна, руководитель литературно-драматургической части театра.