Закон о детях - Иэн Макьюэн Страница 14

Картер на секунду задумался.

– Колебания – может быть, какое-то время. Но отказаться, как в случае Адама, совершенно неразумно.

– Вы согласны, что колебания правомерны. Значит, учитывая возможность ошибки и инфицирования, нельзя считать неразумным со стороны пациента, если он настаивает, чтобы это делалось только с его согласия.

Консультант всем своим видом показывал, что держит себя в руках.

– Вы играете словами. Если мне не позволят делать переливания этому пациенту, он может не выздороветь. В лучшем случае потеряет зрение.

Грив сказал:

– Не распространилось ли в вашей профессии нечто вроде легкомысленной моды на переливание крови – учитывая риски? Фактами не обосновано, так ведь, мистер Картер. Чем-то это напоминает кровопускание в старину, только наоборот. Пациентам, потерявшим двести миллилитров во время операции, принято делать переливание, да? А донор, отдавший втрое больше, тут же идет на работу, и никаких последствий.

– Не могу комментировать клинические суждения других людей. Но общее мнение, полагаю, таково, что пациент, ослабленный операцией, должен иметь всю кровь, какую ему выделил Бог.

– Верно ли, что при лечении свидетелей Иеговы регулярно используется бескровная хирургия? В переливании крови нет необходимости. Позвольте процитировать вам из «Американского журнала отоларингологии»: «Бескровные операции стали общепринятой практикой и в будущем вполне могут быть признаны нормой».

Консультант не принял довода.

– Мы здесь говорим не о хирургии. Этому пациенту кровь нужна потому, что медикаменты не позволяют ему самому производить кровь. Всего-навсего.

– Благодарю, мистер Картер.

Грив сел, и, опираясь на трость с серебряным набалдашником, одышливо поднялся Джон Тови, адвокат Адама Генри. Он продолжил перекрестный допрос:

– Вы, разумеется, провели какое-то время в беседах с Адамом наедине.

– Да.

– У вас сложилось впечатление о его умственных способностях?

– Безусловно, умен.

– Он ясно выражает свои мысли?

– Да.

– Его мыслительные способности, его рассудок не пострадали из-за его физического состояния?

– Пока нет.

– Вы говорили ему, что он нуждается в переливании крови?

– Говорил.

– И каков был его ответ?

– Он твердо отказывается по религиозным соображениям.

– Вам известен точный его возраст – годы, месяцы?

– Ему семнадцать лет и девять месяцев.

– Спасибо, мистер Картер.

Бернер поднялся для вторичного допроса.

– Мистер Картер, напомните еще раз, как долго вы специализируетесь в гематологии?

– Двадцать семь лет.

– Каков риск неблагоприятных последствий переливания крови?

– Очень мал. Ничтожен по сравнению с тем, какие мы будем иметь без переливания.

Бернер показал, что у него больше нет вопросов.

Фиона сказала:

– По вашему мнению, мистер Картер, сколько у нас есть времени, чтобы решить этот вопрос?

– Если я не смогу дать мальчику кровь до завтрашнего утра, положение станет очень опасным.

Бернер сел. Фиона поблагодарила доктора, и он с коротким и, по-видимому, возмущенным кивком адвокатам покинул свое место. Встал Грив и сказал, что вызывает отца. Мистер Генри занял свидетельское место и спросил, может ли он присягнуть на Новом Всемирном переводе [12]. Секретарь сказал, что есть только Библия короля Якова. Мистер Генри кивнул, присягнул на ней и выжидающе посмотрел на Грива.

Кевин Генри, ростом под метр семьдесят, выглядел пружинистым и сильным, как воздушный гимнаст. Наверное, он хорошо управлялся с экскаватором, но и в отличном сером костюме с салатовым галстуком чувствовал себя так же комфортно. Вопросы Лесли Грива были выстроены так, чтобы получить от Кевина картину его трудной молодости, а потом расцвета любящей, крепкой, счастливой семьи. Кто бы в этом усомнился? Они поженились молодыми, девятнадцатилетними, семнадцать лет назад. Первые годы, когда Кевин был рабочим, дались трудно. Он был «немного необузданным», сильно выпивал, плохо обращался с женой Наоми, хотя никогда ее не ударил. В конце концов его уволили из-за частых опозданий. За квартиру задолжали, младенец плакал ночи напролет, супруги ссорились, соседи жаловались. Их угрожали выселить из квартиры в Стретеме.

Спасение пришло в виде двух вежливых молодых американцев, однажды заявившихся к Наоми. На другой день они снова пришли и поговорили с Кевином, хотя сначала он отнесся к ним враждебно. В конце концов – визит в ближайший Зал Царства [13], радушный прием, знакомство с симпатичными людьми, которые вскоре сделались друзьями, полезные разговоры со старейшинами собрания, а затем изучение Библии, трудное поначалу, – и мало-помалу в их жизни воцарились мир и порядок. Кевин и Наоми стали жить в истине. Они узнали о будущем, которое Бог приуготовил человечеству, и исполняли свой долг – несли Слово. Они узнали, что будет рай на земле, и они могут попасть туда в числе привилегированных, известных свидетелям как «другие овцы» [14].

Они начали понимать драгоценность жизни. Они стали более хорошими родителями, и сын сделался спокойнее. Кевин поступил на государственные курсы – учиться управлять тяжелой техникой. Вскоре после окончания нашел работу. По дороге в Зал Царства, куда шли с Адамом, чтобы возблагодарить Бога, супруги сказали друг другу, что опять полюбили друг друга. На улице они держались за руки, чего с ними никогда не бывало. С тех пор прошли годы, Генри жили в истине, в истине растили Адама внутри замкнутой отзывчивой группы друзей – свидетелей Иеговы. Пять лет назад Кевин завел собственную компанию. У него несколько экскаваторов, самосвалов, кран и девять рабочих. Теперь Бог послал лейкоз Адаму, окончательное испытание веры для Кевина и Наоми.

На каждый наводящий вопрос адвоката Кевин давал обдуманный ответ. Вел себя почтительно, но без благоговения перед судом, как многие другие. Он откровенно говорил о прегрешениях молодости и, без смущения вспомнив, как они держались за руки, спокойно употреблял в этой обстановке слово «любовь». После вопроса Грива он часто адресовался прямо к Фионе и смотрел ей в глаза. Она машинально пыталась определить его выговор. Что-то от кокни, с легким налетом западных графств – уверенный голос человека, не сомневающегося в своей компетентности, привыкшего отдавать распоряжения. Так говорили некоторые британские джазисты, ее знакомый тренер по теннису, фельдшеры, бригадир-нефтяник, однажды присутствовавший на суде. Не те, кто правит миром, но те, кто держит мир в исправности.