Дневник плохой мамаши - Кейт Лонг Страница 14

Я не знала, что делать.

Подойти к нему первой? Или это будет выглядеть жалко? И он станет всем рассказывать, как его достала эта маньячка, не способная понять, что ее бросили? Ведь он меня бросил, так? Или это я его бросила? А может, никто никого не бросал?

А что, если я все неправильно поняла, и он сейчас сидит дома в полном одиночестве, и глубокая депрессия не позволяет ему набрать мой номер? Когда я немного успокоилась и злость прошла, я решила, что мы помиримся. Несколько дней пообижаемся, а потом падем друг другу в объятия. Может быть даже он скажет какие-нибудь волшебные слова, и образ извивающейся, стонущей Джанет Пайпер навсегда исчезнет из моей памяти.

Но это две недели назад. Ну ПОЧЕМУ он не звонит? Хотя бы для того, чтобы сказать, что все кончено. По-моему, если вы были так близки, ты имеешь право знать, вместе вы или уже все. С его стороны это элементарно невежливо. И вообще дело не только в том, что задета моя гордость. Все-таки он лишил меня девственности. Или лучше об этом уже не вспоминать?

Пол Бентам — тупая скотина. Как и все мужики.

В конце концов я решила сама зайти к Полу.

Дома и по пути к нему я мысленно повторяла то, что ему скажу. Надо хорошенько все продумать: интонацию, жесты, выражение лица. «Я просто пришла узнать…» — говорила я своему отражению в зеркале, то складывая руки на груди, то снова их опуская: трудно решить, как лучше.

Подобрать одежду тоже было нелегко. Не хотелось одеваться слишком вычурно, а то подумает, что я стараюсь ради него и надеюсь, что он меня пожалеет, — это как-то глупо. С другой стороны, нельзя же прийти совсем грязной страшилкой: окажется еще, что он как раз хотел ко мне вернуться, но передумал, когда увидел такой ужас. Но честное слово, больше всего боюсь, что он подумает, я по нему сохну. В итоге было решено просто вымыть голову и надеть джинсы — нормальные, но не самые новые.

«Думаю, так нам обоим будет лучше», — сообщила я своему другу — соседскому псу. Он лениво махнул хвостом и ухмыльнулся. Я подошла к дому Пола и позвонила. Меня всю трясло. «Бентам Пол совсем больной и не дружит с головой», — крутилось в моей не совсем здоровой голове, и это не добавляло радости. Во рту появился неприятный металлический привкус.

Я услышала, как по дому разнесся звук звонка, но открывать никто не торопился. Довольно долго подождав, я — с некоторым облегчением — решила, что дома никого нет, и уже собралась уходить, как дверь открылась.

— Извини, крошка, я был в туалете.

Мистер Бентам стоял босиком и голый по пояс.

Ему самому, так же как и мне, стало неловко. Я старалась не смотреть на его твердые розовые соски и спускающуюся в штаны полоску курчавых волос. Лицо у него лоснилось, надо лбом залысины. Видно, что когда-то он, как и Пол, был симпатичным, но с возрастом красота как-то вылиняла. Мне тут же вспомнился мой отец: примерно такого же возраста — под сорок, — но подтянутый, черты лица четкие, никаких залысин, а с недавнего времени еще и усы отпустил. Терпеть не могу, когда пожилые люди перестают за собой следить.

Мистер Бентам с минуту меня разглядывал, потом сказал:

— Его нет. Кажется, в Болтон поехал. Вернется к обеду. Передать ему, что ты заходила?

— Да. — Сердце у меня упало. Придется снова пройти через все эти мучения. — То есть нет, не надо. Лучше, можно я оставлю ему записку? Я быстро, — с вежливой улыбкой попросила я.

— Конечно, крошка. Проходи. — Вслед за ним я прошла по коридору на кухню. — Чаю хочешь? Только что налил.

На кухне был полный беспорядок. На столе мне удалось разглядеть блюдечко с заветренным маслом, бутылку соевого соуса с открытой крышкой, всю в коричневых подтеках, и пакет с нарезанным хлебом. На раковину можно было и не смотреть: и так ясно, в каком она состоянии. Даже если там нет горы грязной посуды, представляю, какой толстенный жирный налет на ней самой. У моей матери, конечно, есть свои недостатки, но, слава богу, за чистотой она более или менее следит. Трое мужчин под одной крышей — это, видимо, еще хуже, чем три женщины.

— Нет, спасибо.

Мистер Бентам перехватил мой взгляд.

— Я работаю посменно, — пояснил он. — А! Тебе же нужна бумага!

Мы прошли назад в коридор к столику с телефоном. На обоях над ним был светлый прямоугольник, вверху торчал гвоздик. «Тут висела их свадебная фотография», — сообщил мне Пол, когда я первый раз пришла к нему домой. «На ее место можно было повесить что-нибудь другое», — заметила я. Пол только пожал плечами.

— Скажешь, когда закончишь, ладно? А он в магазин пошел. За каким-то фильмом, кажется. — Мистер Бентам покачал головой. — Он со мной не очень-то делится. Так что я в его делах плохо понимаю. Что поделаешь, мальчишки… — Он почесал шею и уставился в пол.

— Спасибо. — Я взяла блокнот и ручку. — Я мигом.

Мистер Бентам побрел в гостиную. Вскоре оттуда донесся шум телевизора. Он смотрел «Трибуну» [12].

Пол,

Я приходила забегала узнать, нужны ли тебе еще мои диски? Кстати, если хочешь, можно встретиться сходишь куда-нибудь выпить, поговорить поболтать, если у тебя, конечно, есть время. У меня сейчас масса дел, думаю, у тебя тоже!! Позвони.

Чарли Шарлотта

На создание этого шедевра литературы у меня ушло целых десять минут. Чем дольше я стояла, тем больше мне казалось, что вот-вот из гостиной вылезет мистер Бентам проверить, чем это я так долго занимаюсь: не роюсь ли в его кошельке? И что, если вдруг придет Пол и застанет меня врасплох? Я чуть не до потолка подпрыгнула, когда в щель для писем неожиданно пролез конверт из Королевского института слепых. Мне вспомнилось, как Пол орал: «Лови!» — и я снова сбилась с мысли. Наконец записка была готова.

— Оставить в коридоре? — прокричала я в гостиную.

В коридор вышел мистер Бентам.

— Нет, давай мне. Мы все записки прикрепляем на доску в кухне. Вот сюда.

— А… Понятно.

Я сначала удивилась, что у них есть специальная доска для записок, но когда увидела ее клетчатую сатиновую рамочку, то стало ясно: это всего лишь одна из тех вещей, которые миссис Бентам не забрала при разводе. Записку он пришпилил кнопкой между меню из дешевого ресторанчика и — о господи! — другой запиской, тоже адресованной Полу и написанной совершенно детским почерком: «Позвони Крисси насчет вечера субботы!»

Может быть, Крисси — это мальчик. А может, девочка, но просто знакомая. Рано впадать в панику.