Искусство скуки - Алексей Синицын Страница 14
Искусство скуки - Алексей Синицын читать онлайн бесплатно
«А, ничего, всё оно к лучшему!» – думала она, оказавшись в муравьином потоке, тянущимся вдоль проезжей части в сторону Площади Всех Несуразностей, куда теперь направлялась она. И в голове опять зазвучало на полную громкость: «The winner takes it all. The loser standing small…». Я сама вся сплошная несуразность! И ты тоже несуразность. Что ты мне, мир, можешь сделать? Чем удивить? Что ты можешь сделать с тем бездомным стариком в клетчатом пончо? Всё, что ты мог, ты уже с ним сделал. Агнетта остановилась посреди улицы и громко засмеялась. Ты не убьёшь меня, пока мы с тобой играем в эту увлекательную игру. И я знаю, что тебе нравится в неё играть, хоть ты и не показываешь виду. Какой-то мужчина чуть не налетел на неё сзади, и потом долго ещё недовольно оборачивался. «Ёхоууу!» – крикнула ему Агнетта, и помахала рукой.
– Ну, где ты ходишь? Уже десять минут седьмого. – Роберт легко пожурил её за задержку.
– С каких это пор, красивым женщинам запрещено опаздывать?
– С тех самых, когда они решили стать литературными агентами, и работать с весьма нервными и капризными субъектами.
– Попрошу не обобщать, насчёт капризных субъектов.
– Ладно, идём. Скрипач со своей чудо-птицей уже пришёл, я его видел. Вон, видишь, народ уже собирается, – он указал в сторону площади, – будем надеяться, что играть ещё не начинали.
– Ты так говоришь, «играть ещё не начинали», как будто мы идём на концерт симфонического оркестра.
– В некотором смысле, это так. – Загадочно усмехнулся Роберт. – Так, как наш уговор?
– Насчёт гальюна?
– Какого ещё гальюна?
– Ну, в смысле «Галлиона»…
– Я и не подозревал, что ты, оказывается, едкая и саркастическая особа. Хотя, знаю тебя, кажется, тысячу лет. – Он немного сощурился.
– Вынуждаете, да ещё ноги промокли. – Пояснила Агнетта, старательно вышагивая по воображаемой линии, которую она чертила взглядом перед собой.
– Ничего, мы не долго, а потом с меня горячительное. Ещё не хватало, чтобы ты простудилась, и твоя болезнь стала камнем преткновения на пути революции в литературе!
– Эгоист и графоман.
– Знаешь, это с твоей стороны весьма непрофессионально. Такого нельзя говорить даже в шутку.
Народу собралось действительно немало. Поэтому, подойти близко не удалось. Скрипач стоял окружённый разношёрстной публикой. И Агнетта наблюдала издалека, то и дело, отклоняя голову чуть в сторону, чтобы не заслоняли видимость, как он о чём-то ласково разговаривал с небольшой закорючкой, сидящей на его плече, легко поглаживая её своими длинными пальцами, занятыми смычком. Многие в передних рядах почему-то довольно громко смеялись. Это, наверное, из-за его клоунских ботинок, предположила Агнетта. Она заметила, что Роберт немного нервничает, перетаптывается, поглядывая, то на неё, то на скрипача. Она вопросительно вскинула брови, но он всем своим видом давал понять, что волноваться не о чем.
Наконец скрипач выпрямился, поднял смычок вверх, прося у публики внимания, взмахнул рукой, и…
Агнетта хорошо помнила, как с размаху заехала своей дамской сумочкой Роберту в ухо. Как он назвал её после этого сумасшедшей дурой и истеричкой. И что-то ещё кричал ей вслед. Помнила, этот смех публики, капающий, словно липкий бараний жир на мостовую. И ещё счастливое лицо скрипача с блаженной улыбкой на лице, который, совершенно искренне верил, что его маленький друг, творивший вместе с ним этот мир заново, был настоящей живой птицей, а не механической игрушкой.
Мальчик сокрушённо, в который раз, рассматривал в зеркало свои зубы, закидывая и поворачивая под разными углами тёмную, курчавую голову. Только с большой натяжкой можно было сказать, что все они были объединены неким композиционным единством. Мальчик ходил в художественную студию и хорошо знал, что это такое, композиционное единство, эх, лучше бы не знал… Каждый зуб в его широком рту жил своей собственной и, надо сказать, весьма эгоистичной жизнью. Один был большой и квадратный, как старая монгольская монета, изображение которой он видел в красочном иллюстрированном альбоме, посвящённом археологическим находкам. Он был передним. Другой, его сосед, имел вытянутую прямоугольную форму и никак не хотел существовать в одной плоскости с квадратным. К тому же, они смотрели в разные стороны, как будто испытывали взаимное отвращение. А уж возле клыков происходило вообще нечто невообразимое. Зубы теснились, как зловещие острые скалы, какие рисуют на иллюстрациях к книжкам фэнтези, чтобы передать мрачную атмосферу существования какого-нибудь чёрного мага. Зубы наползали друг на друга, теснились, возвышались над себе подобными, устремлялись вкривь и вкось, как будто боролись за место под солнцем, которого во рту мальчика сроду не бывало, или просто хотели разбежаться кто куда.
– Шариф, ну, что ты там копаешься, в школу опоздаешь. – Голос матери, донесшийся из-за двери, заставил его отвлечься от изучения удивительного и неприглядного мира собственных зубов.
Он быстро повозил зубной щёткой во рту, – за такими уродцами даже ухаживать, как следует, не хотелось, – сплюнул серовато-белую пену в, начавшую ржаветь ещё до его рождения раковину, и ещё раз взглянул на себя в заляпанное капельками пасты зеркало. Так-то, парень он что надо: бронзовая кожа, правильные черты лица, большие выразительные карие глаза, да и фигурой, ростом вроде вышел. Мальчик согнул в локте правую руку, чтобы ещё раз убедиться, бицепс у него ничуть не меньше, чем у Хабиба, а ведь Хабиб на целых полтора года старше его, и ходит он не в художественную студию, а в самую настоящую секцию бокса!
– Иду, мам!
На завтрак его ждала тёплая кукурузная каша и большая кружка козьего молока, а ещё фигурные булочки из слоёного теста. Мать пекла их в огромном количестве, изобретая для них самые причудливые формы, и они всегда свежие и душистые присутствовали на столе.
– Шариф, отец тобой очень недоволен. – Мать лепила очередную партию булочек и разговаривала с ним, едва заметно повернув голову. – Я понимаю, что в твоём возрасте все мальчишки балуются и выдумывают, но…
– Я опаздываю, мам. – Мальчик быстро запихнул в себя одну ложку тёплой кукурузной каши, сделал торопливый глоток козьего молока, и, схватив пару мягких, тёплых булочек выбежал из-за стола, подбирая на ходу школьную сумку.
– Шариф!
– Я тебя люблю! – Её сын уже нёсся по улице.
«Отец тобой очень недоволен» – тоже мне, новость. Он и сам это прекрасно знал. Можно подумать, он, Шариф, был доволен собой! Никогда не был. Мальчик никак не мог понять, почему недовольство им, исходящее от отца должно занимать какое-то особое место в ряду самых разнообразных бесконечных недовольств, обрушивающихся, как град камней ежедневно на его тёмную, курчавую голову?
Абу-Касим, например, всегда был недоволен тем, что он часто опаздывал к школьному автобусу. «Здравствуйте, достопочтенный шейх, а мы Вас заждались! Не соблаговолите ли, занять Ваше почётное место в моём скромном драндулете?» – язвительно говорил он всегда одно и то же, и тогда над Шарифом все начинали смеяться и показывали на него пальцем, тоже всегда одинаково. Мальчик шёл к своему месту в автобусе, почти в самом конце, раздавая направо и налево подзатыльники зарвавшимся товарищам, и получая тычки и толчки в ответ. А потом, садился у окна и с тоской думал: сейчас этот старый прокисший бурдюк ещё скажет… «В следующий раз, паршивец, будешь добираться в школу на верблюде» – и, в самом деле, говорил Абу-Касим с силой выкручивая баранку. Вот-вот… А эти опять гогочут.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments