Привыкнуть к друг к другу можно и без слов это совсем не долго - Ирина Алексеева Страница 14

Обязательно сразу возвращаться в класс, спрашивает Ханнес и чувствует, как ветер овевает коротко остриженную голову. Воспитатель смотрит на обритую голову и руки, руки гораздо более сильные, чем может показаться на первый взгляд, руки, которыми Ханнес направляет коляску, а куда ты хочешь. Не знаю, говорит Ханнес, на улицу. Миновав раздвижную дверь, они оказываются в прохладном парке. Воспитатель закуривает, чур, не выдавать меня, хорошо? Хорошо, говорит Ханнес. Они молчат. Кашлянув, воспитатель начинает гонять ногой камешек. Тебе кто больше всех нравится, спрашивает Ханнес, я имею в виду в сборной. Понятия не имею, говорит воспитатель. Футбол — это не мое. Ханнес краснеет. Краска заливает его лицо до самых скул, переносицы, лба. Я думаю, говорит воспитатель, выкинув сигарету, что на сегодняшний день лучше всех полузащитники. Вся проблема в защитниках, говорит Ханнес. Оба кивают. Когда воспитатель везет его к входной двери, краска все еще не сходит с лица Ханнеса.

Один великодушный спонсор жертвует интернату пять билетов на матч сборной, назначенный на март. Хотя воспитательница ни словом не обмолвилась, об этом знают все. Девчонки все равно ничего не смыслят, ворчит Тони, им совсем не обязательно ходить туда, пусть сидят дома и играют в «Монополию». А ты о женском футболе слышал, кричит Катрина. Берни должен остаться тут, он все равно ничего не поймет. Артур — нет, у него агорафобия. Тони в любом случае нельзя никуда, у него двадцать штрафных очков.

Ханнес не говорит ничего. Он ждет списка избранных. Когда в понедельник утром воспитательница выходит из кабинета, чтобы вывесить список на доску, он уже дежурит в коридоре. Доброе утро, Ханнес, здоровается она. И тут он понимает, что попадет на матч. Он сжимает кулаки и закрывает глаза. Да, шепчет он, да, да, да. Она гладит его по колючему затылку, и он не уворачивается.

Вечером он обнаруживает у себя на подушке записку. Мерзкий слизняк, значится в ней. Ханнес берет бумажку, комкает ее и едет в общую комнату, где погруженный в себя Берни дремлет, сидя в инвалидном кресле. Эй, Берни, говорит Ханнес. Берни начинает дергать руками, запрокидывает назад голову. Тут для тебя кое-что есть, произносит Ханнес и сует записку в его широко разинутый рот.

Игра должна состояться в субботу. О ней говорят все. Девочки создают группу противниц футбола, выступающих за его ликвидацию. В пятницу избранные пишут на простынях имена своих любимых игроков, а те, кому не повезло, не дают им покоя. Если ты уступишь мне билет, я подарю тебе свои компьютерные игры, шепчет Тони Ханнесу на ухо, причем все подарю. Ханнес пожимает плечами. Или чего ты хочешь, шепчет Тони, придумай вознаграждение. Ничего, произносит Ханнес и затыкает уши. Ты должен дать мне возможность поехать туда, говорит Артур, мне ведь еще хуже, и он машет крошечными ручками перед лицом Ханнеса, мне ведь не позавидуешь. Оставьте меня в покое, кричит Ханнес, попросите других. Другие не такие слабаки, как ты, говорит Тони, они неподкупны, понимаешь.

В ночь на субботу Ханнес просыпается. Подушка влажная, в горле печет, и до того как он успевает позвать ночного дежурного, его рвет — желтоватая масса выплескивается на одеяло. Ночной дежурный держит его за плечи, а он переводит дыхание, вытирает рот и снова начинает исходить рвотой. Когда ночной дежурный убирает простыню, он, весь охваченный дрожью, устраивается в изголовье кровати, завтра я снова буду в порядке. Полегче, дружок, говорит ночной дежурный, ты бледен как полотно. Точно, бормочет Ханнес, завтра я снова буду в порядке.

Когда на улице запевают дрозды, он лежит в заправленной чистым бельем кровати и слушает, как остальные горланят на ходу, потом слышит звон тарелок и пронзительный смех Катрины. Он лежит под одеялом и дрожит. Кто-то рывком открывает дверь и кричит: поправляйся. День не задался. Вечером, когда в общей комнате включают трансляцию матча, Ханнес уже давно спит.

Каждый день после обеда Тони и Артур, сделав уроки, играют в коридоре в футбол. Они надевают форму и обувают кроссовки. У Тони они застегиваются на липучки, чтобы облегчить жизнь воспитательницы. Артур бьет по мячу, а Тони отбивает его подлокотником инвалидной коляски. Расторопный Артур пользуется тем, что коляска затрудняет маневренность Тони, ему пригодилось бы подкрепление, но Тони сопротивляется. Отвали, калека, орет он, когда Ханнес преграждает путь мячу и тот ударяется о подножку, просто отвали, иди играть с другими. Все равно мяч пластмассовый, детский мячик, красный в белый горошек.

Никакой это не футбол, говорит Ханнес, въезжая в общую комнату, и, так как он говорит громче обычного, все поднимают на него глаза. Они мастерят пасхальные украшения. Воспитательница вырезает цыплят и бабочек. Каролин выдувает яйца. Каждый раз, когда желток плюхается в миску, Берни вздрагивает. Почему же, спрашивает воспитательница. А, какая разница, бурчит Ханнес и проводит ладонью по столу. Бабочки вместе с обрезками бумаги, закружившись в воздухе, летят на пол. Подними, говорит воспитательница. Ханнес сжимает кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу.

Может, сходишь как-нибудь со мной на футбол, спрашивает воспитатель. Он как будто бы случайно идет мимо и останавливается, прислонившись к дверному косяку. Мне казалось, футбол — это не твое, произносит Ханнес с недоверчивой ноткой в голосе. Я бы разок сходил посмотреть, говорит воспитатель и бросает скучающий взгляд в окно, так как он знает, что сочувствие они просекают моментально. Ханнес пристально смотрит на него, потом, помедлив, опускает глаза. Не хочу, произносит он. Подумай на досуге, говорит воспитатель и направляется к выходу, скользнув взглядом по комнате. Что стало с твоей комнатой, спрашивает он, ведь раньше все стены были увешаны постерами. Они мне больше не нравятся, с вызовом отвечает Ханнес.

После Пасхи Ханнесу предстоит учиться верховой езде. Тебе нужно двигаться, объясняют ему, а верховая езда пойдет на пользу твоей спине. С моей спиной все в порядке, отвечает Ханнес, я не хочу скакать на лошади, это девчачье занятие. Точно, смеются девочки, давай меняться, дай нам поездить верхом. Не смеется только Каролин. Она смотрит на Ханнеса горящими глазами. Почувствовав на себе ее взгляд, Ханнес оборачивается. Пожимает плечами, как будто хочет извиниться. Мрачный, он позволяет отвезти себя на конюшню, где ждет своей очереди, окутанный сладковатым запахом лошадиного навоза. Перед ним два помощника поднимают Берни на лошадь и закрепляют его в седле. Лошадь Ханнеса высотой с башню. Он рассматривает узловатые колени и натянутые на ноги стремена. Лошадь топчется на месте, от этих движений ему становится не по себе.

Взобраться в седло оказалось нелегко, Ханнес весь обливается потом и едва может удержать поводья. Лошадь трогается с места. Перед ним едет Берни, Берни прижимается к холке, зарываясь лицом в гриву, он падает, кричит помощник. Берни орет, так он вопит, когда боится, это не те радостные крики, которые он издает, когда его щекочут. Помощники бегут рядом с лошадью и дергают ее туда-сюда. Ханнес, прикрыв глаза, вслушивается в пронзительный крик Берни и чувствует нетвердую поступь лошади. Меня тошнит, бормочет он.

Когда они возвращаются в приют, ему хочется поскорее попасть к себе в комнату, но в коридоре перед его дверью стоит Каролин. Как все прошло, спрашивает она, не глядя на него. Ужасно, хочет сказать Ханнес, но потом он смотрит на Каролин. Нужно держать поводья свободнее, говорит он. Иначе лошади будет больно, говорит Каролин. Именно так, кивает Ханнес.