Женские церемонии - Катрин Роб-Грийе Страница 14

Вечером следующего дня, явившись к Клэр на улицу Жакоб, я увидел ее в излюбленном домашнем наряде: облегающих черных брюках и тонком черном свитере.

Ее прием показался мне довольно холодным — хотя, впрочем, не более чем обычно. Только находясь вдали от нее, я представлял ее себе менее неприступной. Мы сели в кресла. Я не стал спрашивать, где маленькая Энн.

Мы обменялись какими-то незначительными фразами.

— Становится все теплее, — заметил я. — Можно подумать, что сейчас самая середина августа.

Клэр взглянула на меня со своим загадочным, слегка надменным видом, так хорошо мне знакомым. Затем ей в голову внезапно пришла какая-то идея, и она, улыбнувшись мне дружелюбной, хотя и ироничной улыбкой, ответила:

— Мне жаль, мой дорогой друг, что нам приходится оставаться одетыми. Но у нас такие роли… вы же понимаете… это необходимо.

Это «у нас» звучало хорошим предзнаменованием.

— Верно, — ответил я, — действительно необходимо… Особенно для вас, не так ли?

— Да, возможно, особенно для меня, — легко согласилась Клэр.

В этих словах проскользнуло легкое сожаление. Одновременно ее взгляд затуманился и стал уже не таким жестким. Мне снова показалось, что я чувствую, как в ней пробуждаются другие искушения.

Такой она была красивее, гораздо красивее… Я рискнул сделать ей намек:

— А в этом костюме вам никогда не было жарко?

В лице Клэр ничего не изменилось; но мало-помалу его черты стали жестче. Затем в уголках глаз появились морщинки, а губы сложились в удивленно-презрительную гримаску:

— Нет, никогда, — ответила она.

Потом встала с кресла и добавила:

— Девочка, должно быть, уже готова. Следуйте за мной.

К ней снова вернулась прежняя уверенность.

Дверь, которую она отворила без стука, вела в помещение, где я еще никогда не был. Это оказалась ванная комната.

Ее большие размеры и роскошная обстановка, столь непривычная в старых меблированных домах, явно указывали на недавнее переоборудование, устроенное, скорее всего, самой Клэр. Должно быть, она пожертвовала ради этого одной из жилых комнат.

Я был поражен, увидев, кроме сантехники из бледно-голубого фарфора, обычный диван в углу. Ванна стояла перпендикулярно ему сбоку, у дальней стены. Она была широкая, тоже голубая, облицованная, как и стены, белой квадратной плиткой.

Маленькая Энн стояла в ванне, лицом к двери, и намыливалась обеими руками.

Она тут же инстинктивно прижала ладони с растопыренными пальцами к груди и низу живота, чтобы хоть как-то прикрыть их. Но достаточно было лишь одного взгляда ее хозяйки, чтобы она тотчас же отказалась от этого стыдливого жеста. Она опустила маленькие руки одну за другой, неохотно и боязливо, и осталась стоять, вытянув их вдоль тела и опустив голову.

Ее бело-розовая кожа блестела от мыльной пены, которая местами собиралась в густые белые ручейки. Нежные округлости ее тела так настойчиво призывали коснуться их, что можно было заранее ощутить эту влажную липкую упругость плоти, постоянно выскальзывающей из рук.

Клэр указала мне на диван, где я вытянулся, опираясь на локоть. Сама она уселась боком на край ванны и бросила своей подруге, все еще стоявшей неподвижно:

— Ну, продолжай же!

Девушка снова принялась намыливаться. Но Клэр, которой показалось, что она делает это уже не так старательно, принялась командовать, указывая, какие места нужно потереть и какие позы при этом принимать (как бы для того, чтобы легче до них дотянуться), а также регулируя протяженность и быстроту малейшего прикосновения.

Все тело было намылено, включая самые потайные уголки. Повернуться лицом или спиной, наклониться или выпрямиться, поднять ногу или широко раздвинуть бедра, закинуть руки за голову, потереть шею и грудь или расселину между ягодиц, — все эти распоряжения Энн пришлось выполнить. Клэр, разумеется, получала удовольствие, заставляя ее повторять самые интимные и непристойные движения.

Два-три раза она даже помогла Энн ловкими пальцами, под предлогом наглядного пояснения своих требований. Она выполняла эту работу со всей серьезностью и тщательностью, что отчасти скрывало ее нарастающее возбуждение. Однако я без труда заметил, что она говорит и обращается со своей воспитанницей все более грубо.

А бедная девочка исправно демонстрировала покорность, даже когда ей подолгу приходилось стоять в неудобной позе, терпеть грубое вторжение пальцев Клэр или раскрываться самым живописным образом.

Когда она наконец опустилась в воду, Клэр, засучив рукава, наклонилась над ванной, чтобы самой вымыть остатки мыльной пены из самых сокровенных уголков. Она делала это нарочито медленно, растягивая удовольствие. Тело ее подруги, погруженное в воду, отвечало на малейшие прикосновения, поворачивалось в разные стороны, вытягиваясь и сжимаясь, раскрываясь и закрываясь с гибкой уступчивостью.

Я тоже подался к ванне, не вставая с дивана. Голова Энн оказалась совсем близко от меня. Ее хозяйка, покончив со своим занятием, обхватила девушку за шею и сильно сдавила ее, сделав вид, что собирается окунуть Энн с головой в воду.

Клэр улыбалась; но в зеленых глазах Энн промелькнул отблеск неподдельного страха.

Однако она повиновалась приказу закрыть глаза и убрать руки за спину, чтобы лучше изобразить беззащитную жертву… И Клэр осторожно продолжала опускать ее голову под воду…

Энн подчинялась безо всякого сопротивления.

Только в этот момент я обратил внимание на руки Клэр. Они были очень красивы, как я уже говорил; но тем не менее я не ожидал, что они окажутся настолько изящны.