Жизнь без шума и боли - Татьяна Замировская Страница 14

Анисия – известная славянская писательница; она даже получила какую-то премию и купила на эти шальные деньги карманный экскаватор и упряжку ездовых собак где-то далеко, в Сибири (приятно знать, что где-то по снегу мчатся твои личные, персональные собаки с подпиленными клыками и небесно-голубыми очами); более того – у нее взял интервью журнал «Шевченко», а ее фотографии напечатали в газете «Сто раз»; Анисия состоялась как личность и выступила по телевизору в передаче про наркотики (« не надо, нехорошо это »), ее мама поставила на отдельную розовую полку с птицами ровно семь книжек, ее старшая сестра научила близнецов говорить «Анисия» сладким хором; ее отец воскрес ровно на пятьдесят секунд, чтобы подойти к Анисии в пригородной электричке, усталым грузом свалиться на лавку напротив и прошелестеть земляным ртом: «Гордость за собственных детей – это не совсем то, что имеет значение на небесах; вообще любая гордость там уже не имеет значения, но сила и мощь твоего послания настолько всеобъемлющи, что мне даровали воскресение на пятьдесят секунд, и скажу я тебе не тая: ничего хорошего я в этом не вижу; а матери твоей я изменил всего два-три раза, а не как она тебе наговорила тогда, когда мы газовую плиту через…» (« Окно », – подсказала она пустой лавке – пятьдесят секунд истекли). В общем, Анисия была счастливый человек!

Тревожили ее разве что сердечные проблемы. Тело Анисии принадлежало вечно улыбающемуся увальню Борису. Борис обожал Анисию, дарил ей засахаренные детские колясочки, поил ее хризантемовым чаем, возил в Гданьск купаться в холодном янтарном море, при этом абсолютно не воспринимая ее как творческую личность – другое дело руки в узелках, вязкие медовые колени, аппетитный родничок на голове (туда запросто входил мизинец), природная доброта, жалостливость, хорошая наследственность (была недавно эпидемия гриппа – нет, не задела крылом, иммунитет!). Анисия страдала: неужели мой роман – говно? Не говно, утешал ее Борис, хороший роман, но я его не читал, зачем ? Борис конечно же читал интернет-дневник Анисии, но всякий раз спрашивал: а это про кого? а тут о ком? Да не про кого, да не о ком, выла Анисия, это же литература, это же образы! Борис не понимал – а где там я? Анисия жутко страдала – Борису был безразличен этот серебристый луч, бивший напрямик из разверстых небес прямо к ней в мозг, через этот вот пустой канал-родничок; Борис не читает ее книг, пьес, рассказов, повестей и стихов даже, о господи, и вот уже приволок в дом какой-то антикварный фонтанчик, прелесть ты моя.

«Хочу быть пятисантиметровой карлицей. Утону пьяная в этом фонтанчике», – написала она в дневнике, и снова ссора, и снова разборки, да не про меня, да не про тебя, это литература! Это не литература, шепчет Борис, опуская руки в фонтанчик, – и брызги на полу в форме сердца.

Сердце, сердце же Анисии было отдано звукорежиссеру Григорию, потому что звукорежиссер Григорий понимал суть звука (с ним работали какие-то очень важные группы, их показывали по телевизору буквально сразу же за тем ток-шоу про наркотики!) и восхищался всем, что делает Анисия. Он даже выучил ее последний роман (тот, который получил собачью премию) наизусть и цитировал его Анисии на кухне, вкушая омлет с кровью, кровью ее измученного сердца, ибо Анисия мечтала быть этим омлетом, острой вилкой, которую облизывал скорый на комплименты малиновый язык Григория, скрипучим табуретом, на котором ёрзала от восторга жилистая задница Григория, – да хватит же, думает она, хватит этих вот дискуссий о роли подсознательного в спонтанном словотворчестве, возьми меня прямо здесь, на столе, пусть омлет, пусть дверь нараспашку, пусть вдоль нас маршируют солдаты и сходят ледники; но нет – Григорий смотрит на нее восторженно-естествоиспытательским (будто она – редкая личинка жука-носорога) взором и спрашивает: моя девушка пишет рассказы, их даже взяли в журнал «Плоть» (плоть, конечно же плоть, мрачно думает Анисия), ты можешь почитать и честно сказать, что там не так?

«Всё не так, всё там не так», – бормочет Анисия. Всё везде не так. Он записывает в блокнот «всё везде не так», это афоризм, он восхищен. Григорий восхищен, Анисия в трауре, идеальная катастрофа. Ну посмотри же на меня, воет она всем телом, выплескивая в прозрачную пиалу грубый, грохочущий кипяток. «Тот твой последний текст гениален, жаль, они все этого не поняли», – пылко скребет Григорий скатерть длинным пальцем. Внимание Анисии переключается на длину пальца – всё, я сейчас упаду в обморок, думает она, смерть моя пришла, пустой кипяток и недосягаемые сантиметры.