Лик избавителя - Наталия Ломовская Страница 14

– Расскажете о себе, о своей жизни, дадите нашим читательницам пару советов. Как ухаживать за собой, как обрести свой стиль, вообще поделитесь.

Люся хотела отказаться, но только вздохнула обреченно и согласилась «делиться».

На интервью она опоздала. К тому же ее задержал чудаковатый поклонник, подстерегавший ее в холле гостиницы. Это был высокий мужчина с военной выправкой. В руках он держал огромный букет белых лилий.

– Белые лилии для белой королевы, – сказал он, склонившись перед Люсей.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Почему я – белая королева?

Праздный вопрос. Он мог бы назвать ее ангелом, например, богиней, лебедушкой…

– Поверьте мне, – сказал поклонник загадочно. – Вы – самая настоящая белая королева!

«Странный какой, – думала Люся, поднимаясь в лифте. – Смотрел на меня так… Будто знает обо мне что-то, чего не знаю я сама».

Корреспондентка уже просочилась в номер. Она оказалась гранд-дамой, похожей на завуча – дородная, в костюме из дорогой ткани, с залитой лаком парикмахерской укладкой. В ушах у нее горели крупные бриллианты.

– Ах, какой чудный букет! И вы… Вы такая элегантная! – с неприкрытой завистью отметила дама, оглядывая Люсю с головы до ног. – Славный у вас свитерок. Польский трикотаж?

– Это мне мама связала.

– Прекрасно! – восхитилась корреспондентка и зачирикала ручкой в блокноте. Блокнот был роскошный, синий с золотом, по переплету шла витиеватая надпись: «Всесоюзная конференция журналистов». Люсе блокнот понравился. – Юбочку тоже дома сварганили?

– Нет, это я в Париже купила, – Люся с гордостью расправила подол узкой серой юбки. – Видите, покрой совсем простой, но очень хорошие лекала, поэтому сидит замечательно.

Но дама смотрела неодобрительно.

– Она стоила всего пятнадцать франков, – оправдывалась Люся. – Распродажа была.

– Это сколько ж на наши деньги? – процедила журналистка, но тут же милостиво сменила тему: – Туфельки такие где брали?

Туфельки из серой замши Люся брала в ЦУМе, о чем с радостью и поведала. На этом, к счастью, материальная часть интервью закончилась и пришел черед иных, высоких материй. Поговорили о трудностях и радостях профессии, о гордости за великую страну. Коснулись и личного – мол, балерина Ковалева не замужем. Еще не встретила того единственного, с кем готова идти по жизни рука об руку.

– Но надеетесь встретить? – с намеком спросила корреспондентка.

– Да если и не встречу, ничего страшного! – отмахнулась Люся. Ей казалось, она нашла правильный ответ. – Бывает ведь так, что человек целиком посвящает себя профессии!

Но на лице журналистки не отразилось ответного энтузиазма, тема увяла. Опять перешли к бытовым вопросам.

– А что касается ухода за собой, что бы вы могли порекомендовать нашим читательницам? Знаете, у каждой женщины есть свои секреты. Я, например, мажу каждый вечер лицо простоквашей, это очень хорошо влияет на кожу. А из фруктов можно делать полезные маски.

Люся покосилась на даму и подавила вздох. В простоквашу она никогда не верила, выходит, не зря. Пользовалась кремами фирмы «Ланком», которые доставала с большой переплатой. Пожалуй, об этом говорить не стоило.

– Я как-то не очень разбираюсь в таких, э-э-э, средствах. Пользуюсь кремами…

– И напрасно! – энергично вскричала дама, напирая на Люсю мощным бюстом. – Нельзя пренебрегать зеленой аптекой! Возьмем, например, петрушку! Из петрушки можно сделать отвар, заморозить в холодильнике и каждое утро протирать кубиком льда лицо, круговыми движениями, вот так! Это помогает от пигментных пятен, и вам бы тоже помогло, и не пришлось бы тональным кремом замазывать! При беременности часто бывает. А у вас какой месяц? Вы уж извините меня за прямоту…

К исходу лета Люся родила девочку.

Назвали Наташей.

На их счет посудачили и забыли. Правда, незадолго до родов Люсе позвонил Димочка.

– Слушай, Ковалева… Ты как себя чувствуешь?

– Нормально, – отозвалась Люся, пережевывая яблоко.

– Оно и видно, то есть слышно, – согласился Дима. – Слушай, выходи за меня замуж.

Люся чуть не подавилась.

– Дим, ты чего? Ты сам-то здоров?

– Да здоров я! Все в театре думают, что ты от меня… того… ребеночка-то… Разговорчики всякие, намеки, шпильки исподтишка. Того и гляди, до товарищеского суда дело дойдет. Вот я и решил… Ты не думай, я к тебе хорошо отношусь, лучше чем к кому угодно. И ребенка любить буду. Я вообще детей люблю, у меня сестренка младшая на руках выросла. Отец мой вот тоже успокоится, а то донимает меня: чего не женишься да чего не женишься. Может, говорит, с тобой чего не в порядке, так смотри, говорит, на таких в СССР особая статья имеется… Я, говорит, тебя своими руками… Папаша мой – старый офицер, капитан в отставке…

– Дим, это все очень интересно, и я с удовольствием бы вместе с тобой радовала твоих родителей на старости. Но вся загвоздка в том, что я не хочу замуж.

Димочка помолчал, потом прерывисто вздохнул – как Люсе показалось, с облегчением.

– Тогда ты скажи им там, в театре, хорошо?

– Ладно. Вот рожу и скажу.

– Ковалева…

– Чего тебе еще?

– А правда, от кого ребенок-то? Не из Тегерана ли ты…

– Димочка, помалкивай. Болтун – находка для шпиона. Усвоил?

– Усвоил, извини, – согласился Дима и поспешно распрощался.

Роды были тяжелые, но об этом Люсю заранее предупреждал врач.

– С вашим тазом могут быть трудности. Истинная конъюгата десять сантиметров, это между первой и второй степенью сужения. Впрочем, плод некрупный, скорее всего, выкрутимся. Но сердце… Что у вас такое с сердцем? Вы обследовались когда-нибудь? Может быть, все же дать направление на кесарево сечение?

– Не надо, – отвечала Люся. Операции она боялась до паники, даже не операции, а наркоза, зачарованного закулисного сна, в котором можно забыть, как вернуться на сцену, заплутать на волшебных тропинках. – У всех балетных по меньшей мере в два раза увеличено сердце, резко понижено давление… Это медицинский факт, у нас же нагрузки, как у космонавтов. Так что не беспокойтесь, доктор. Родим. Справимся.

Справлялась Люся долго. В предродовой палате, где стены были выкрашены серым, серым же закрашены до половины окна, серым линолеумом выстелены полы, вокруг – серые халаты, и только боль была яркая, ярко-оранжевая. Люся старалась абстрагироваться от этой боли. Иногда это получалось – и боль повисала над ее телом, как шаровая молния.

А когда не получалось, думала о ребенке. О девочке. Она была уверена, что родит девочку, смуглую восточную звезду, красавицу Шахерезаду с глазами, как ночь, с ресницами, как крылья…