Отдыхай с Гусом Хиддинком - Дмитрий Федоров Страница 14

– Хорошо хоть этот отморозок не попал в стартовый состав, – нервно засмеялся Сохатый.

– Там других отморозков хватает. – Волк снова ударился в интеллигентский пессимизм.

– Знаешь, я сильно на Ломоносова надеюсь. И на Циолковского, – размечтался Сохатый. – Толстой, если засунет свою гордость в жопу, тоже способен потянуть. Нельзя забывать о патриотизме Менделеева и Рублева. А остальные… Как получится.

– Достоевский может на злости здорово сыграть.

– Может…

– Пушкин, если дадут разбежаться, тоже может.

– Может… Все они могут, только все равно ужасно страшно.

Отыграл гимн России. При его исполнении, наверное, целую минуту показывали президента, зависшего в люльке под крышей стадиона. А рядом с ним… Рядом находился преемник, но почему-то только его оболочка. Сидела фигура в красивом дорогом костюме. И галстук шикарный. Но вместо лица какой-то студень с металлическим отливом. Был такой фильм со Шварценеггером «Хищник». Вот там у пришельца фактура точь-в-точь. Хотя все черты вроде бы сделаны, но телесности никакой. Наверное, Берлога смоделировал под преемника болванку, а потом забыл наполнить ее реальным содержанием. Вот облом! Преемник держал руку на сердце во время исполнения гимна. Зрители могли подумать, что это робот-охранник.

Когда закруглился последний аккорд, комментатор Виктор Гусев озвучил феноменальную цифру суммарной зрительской аудитории – сто восемьдесят один миллион шестьсот пятьдесят три тысячи девяносто один телевизор включен в данный момент на трансляции матча русских гениев против звезд мира. А ведь у телевизора может быть несколько человек одновременно! Плюс еще огромная радиоаудитория. Многие, вероятно, смотрят через Интернет.

Виктор убеждал, что перед лицом такой народной массы наши футболисты не могут сыграть посредственно. Сохаев добил бутылку и полез в бар за следующей. Алкоголь утратил свою силу – вся сила теперь в игре!

– Круто – за нами начало! – обрадовался Сохатый после того, как Иоанн Павел II кинул монетку.

– Что мы наделали! – вдруг переполошился Волк. – Ни одного черного нет в стартовом составе. Нас закопают за расизм.

– Ты что, ослеп? А Роналдинью с Анри?

– Сохатый, в нынешней обстановке нужны настоящие, чистые негры, а не ретушь.

– Что такое ретушь?

– Ретушь? – Вопрос застал Волка врасплох. – Что такое ретушь… Ретушь – это ненастоящие негры – помесь, мулаты всякие.

– А-а-а, понятно. Ретушь тоже сойдет.

Практически все гении перекрестились, а Пушкин послал трибунам воздушный поцелуй и начал встречу первым ударом. Мяч сразу отпасовали в оборону, чтобы партнеры успели его почувствовать, обыграться с ним. А может, и для того, чтобы Ломоносов начал атаку длинным пасом.

– Если я правильно понял, Чайковский «под нападающими», а Айвазовский в центре – вроде свободного художника? – проявил любознательность Волк.

– Это меня и волнует больше всего. Видишь, какой вариант – заточенный под атаку. А если не пойдет игра впереди?

Но она пошла. По-хорошему простенькая. Гусев находил в ней русскую смекалку. Ломоносов и Попов давали длиннющие диагонали по пологой траектории. На них шли либо Циолковский, либо Римский-Корсаков. Причем давали очень удачные скидки на Чайковского, а тот пасовал вперед вертлявому Пушкину. Или назад под мощный удар Достоевскому, буквально затоптавшему Фабрегаса. Так удачно прошло всего три раза, но и трех раз для четверти часа достаточно.

Аггер, не привыкший к игре справа, был в легком замешательстве, Роналду вообще не приучен отрабатывать назад, поэтому Циолковский, пока они между собой разбирались, принял мяч, сместился в центр, сотворил стеночку с Айвазовским, приблизился к штрафной и как дал в ближнюю «шестерку»!.. Никополидис сейванул, но на отскок набежал Пушкин. И хотя грек успел вскочить после первого прыжка и броситься на перехват, Саша с острого угла сумел угодить в ближнюю «девятку». На повторе, правда, показалось, что мяч у него просто срезался, что он изначально хотел прострелить, но Гусев уверил телезрителей в высоком исполнительском мастерстве творца «Золотого петушка»… Так вывернуть стопу и подстроиться под удар – великое искусство! Четырнадцатая минута – 1:0. Сохатый и Волк прыгали по всему офису, как каучуковые. Сохаев даже открыл окно и запустил петарду. И не он один. По городу слышались многочисленные хлопки, символизировавшие народное единение.

– Ну все, сели, ребятки, в оборонку – надо мяч тупо выбивать и минут двадцать потерпеть, – запричитал Сохатый.

– Наоборот, если сейчас начнут отбиваться, то быстро пропустят.

– Ни фига! Если до перерыва не пропустим, то как минимум не проиграем.

– А вот увидим.

– А вот не каркай!

Виктор Гусев тоже убеждал, что сейчас надо рационально сыграть в обороне. Но легко сказать – трудно сделать. Айвазовский отметился в голевой атаке изумительным пасом, а потом растерялся – просто поплыл человек. Не понимал, куда бежать. Бедного Чайковского легко отыгрывали. Ну, и уж совсем неприятная история вышла с Рублевым… Пока атаковали, его инертность еще кое-как компенсировалась приличной игрой остальных. И через его фланг остроты совсем не было. Но когда русских гениев стали прижимать к воротам, Андрей почему-то вообще перешел на ходьбу. И вот тут Менделеев попал под Риисе с Роналдинью. И его накрыло с потрохами.

– Андрюха, назад! Играй компактнее! – орал Менделеев.

– Это ты, Димон, давай поближе ко мне.

Их препирательства были слышны даже за ревом стадиона.

– Сукины дети, на дыбу отправлю, – осадил их Минин от кромки поля, но без толку.

А Пожарский не стал напрягать связки. И на двадцать девятой минуте Рублева заменил Станислав–ский. Но до этого из-за Рублева крепко поссорились Толстой и Достоевский. Хотя, наверное, не только из-за него. Лева вытащил два весьма непростых удара – один после рикошета, а другой от Роналдинью. Хитрющий – с разножкой. Причем бить давали из одной и той же зоны. Толстой молча тащил. И только зыркал сурово.

– Это он от гордости и из-за понтов не хочет напихать. Не снисходит до них до всех, – предположил Сохатый.

– Пусть Ломоносов подсказывает – он капитан, центральный защитник. Это его дело.

– Смотри, они практически молча играют. Кто-то должен их завести, если тренеры сопли жуют.

И вот, наконец, Толстой высказался, когда мяч выкатился за линию ворот. От всей простецкой, яснополянской души.

– Федя, бля! – обратился он к Достоевскому. – Ну, хоть ты страхуй этих долбаных реакционеров. Стой рядом с богомазом и, когда его Роналдинью обходит, херачь в отбор или просто сбивай его в пизду! Наведи, бля, порядок!

– Ёбтыть, если я сяду на карточку, Лева, то мы к перерыву уже вдесятером будем, – огрызнулся Достоевский. – А на хуй мне это надо?

– Вы, психологи херовы, заткнитесь, – заревел Менделеев. – За этим зубастым дьяволом ни одна живая душа не угонится.