Свингующие - Дарья Симонова Страница 14

В ее улыбке не было ожидаемого кокетства, столь подходившего к ситуации. Фелиция просто умела радоваться самым пустячным своим открытиям. Это было освежающее первобытное самодовольство. Если в этом и заключалась доселе не явленная Каспару буржуазность, то она определенно украшала госпожу Браун.

— А ведь согласно имени Вам положено быть счастливой… — непроизвольно вырвалось у Каспара.

— Вы мнье с первого раза поможьете решить мой случай?… на сколько раз рассчитан ваш курс?

Фелиция часто реагировала на сказанное парадоксально и наивно-потребительски, словно покупала удачу в магазине на развес. Причем главным для фрау было не переплатить! В принципе она напоминала в меру избалованного немецкого ребенка, которому в честь дня какого-нибудь благодарения разрешили немного пошалить. И он кумекает, как бы нашалить по максимуму, но чтобы за это не попало. Каспар понимал, что недостаточно опытен для такой клиентуры. Но ведь пока по-наполеоновски не ввяжешься в драку, опыт так и останется на нулевой отметке. Посему он отчасти блефовал, настраивая Фелицию на долгий путь… Он приходил к ней два раза в неделю. Госпожа Браун угощала кофе. Каспар все время щемяще ждал более щедрого угощения, в те дни он постоянно ходил голодным. У него были только две статьи дохода: клиентка Браун и книжки Белозерского. Которые, — хвала милосердным небесам! — иногда продавались. На самый большой улов от них Каспар однажды питался неделю — гренками, пельменями, аджикой. Не забыть бы еще два кило подгнивших яблок за бесценок на вечернем рынке… и блаженный кофейный бальзам на душу у нехлебосольной брюнетки.

И все-таки Каспару нравилась Фелиция, хоть он и не завидовал ее подчиненным!

Для начала голодный консультант по матримониальным вопросам

попросил Фелицию описать своего избранника. Глухой номер! Великовозрастный доктор наук под пятой у старухи-матери. Один брак она ему разрушила… давным-давно. Но сыночек, похоже, был очень привязан к родительнице и обиды не держал.

— У Володьи, коньешно, были женьщины, — соглашалась Фелиция с банальной логикой. — И жена… Но почему бы не дать человьеку шанс?

— Не нужно выходить замуж, чтобы дать человеку шанс. Это делают совсем не для этого, — парировал Каспар, походя дивясь собственной неэмпирической мудрости. Сам-то он для себя пока не выяснил истинной формулы брака. Но кто не знает, что в некоторых делах дилетанту легче достичь успеха, чем среднему профи.

Фелиции не подходил ее «Вольодя». В этом Каспар убедился окончательно, когда увидел его воочию. Он попросил пригласить женишка на сеанс из любопытства, сказав, что иначе клиническая, — «простите за выражение!» — картина будет неполной. Будущий «господин Браун» оказался типичным мятущимся интеллектуалом, которому приходится подрабатывать на чуждой торговой стезе. Растерянный Владимир. Совсем не тиран! Но была в нем скрытая пружинка, давно заржавевшая и неиспользуемая — однако… разрушенный храм все храм, как говорится. Привлекательный тип для студенток гуманитарных факультетов. А немке нужна была жесткая руководящая рука. Вместо Амалии. Ведь не зря же та заняла свой многолетний деспотичный трон в фелицином миропорядке! Окажись непоколебимая подруга мужчиной — и судьба ее нерешительной товарки давно бы обернулась семейной идиллией. То есть абсолютной монархией, потому что это суть одно. Но судьба на то и судьба, что любит рокировки. Памятуя про обиду Фаныча, Каспар очень бережно подводил подопечную к своему вердикту. Резину он тянул вовсе не ради наживы, как полагал внезапно нагрянувший в его жилище обтесанный гольфстримами Игорь Бекетов. Тот знай потешался над школьным дружком, что ловит рыбку в кошельках прижимистых иностранок. Хотя сам ловил свою «голландскую селедочку» там же. Но поступал, как ему думалось, честнее:

— Вот ты, пацан, даешь! Поехали со мной к голлашкам! Ты так долго не протянешь. Таких, как твоя Фелиция не найдешь больше, сам знаешь. Богатеек надо по-другому трясти. Они мизинец-то оттопыриваю, а любят на самом деле ураган и беспредел в постели. А ты мутотой какой-то занимаешься, ей-богу!

На самом деле Бек не слишком торопился на капиталистический берег. Тем более, что Каспар познакомил его с белозерской библиотекаршей, и у них закрутилось. Не очень-то у него, видать, шел пропагандируемый «ураган» за бугром. А здесь Бек обрел крышу над головой и занялся мелкой спекуляцией. Торговлей то есть. Как все.

— У нас здоровый шахер-махер, а у тебя что?! — будил он Каспара после ночного бдения в ларьке.

Сам того не зная, Игорек следовал завещаниям Белозерского. Значит, связь времен не прерывалась… Бек даже повадками напоминал своего предшественника — так же точно знал, что и как нужно делать, поучал, провоцировал но сам ни-ни. Учил плавать, не намокая. Только с деньгами у него лучше получалось. И авантюры затевались простые и понятные народу: купил немного дешевле, продал немного дороже. Никакой зауми. Чай не профессор. Но мог огорошить неожиданной фразой. Типа:

— Иорданки пахнут жасмином…

Есть своя поэзия в мелких торговцах. Недаром неискушенные за границей восторгаются укромными лавочками всякой всячины. А свои лавочники — они, по Пушкину, милы, когда уже в прошлом.

Каспар жил в общаге. Еще ему была неожиданно вверена под присмотр квартира уехавшей в Тибет знакомой, тихой художницы, старшекурсницы, которая в результате мимолетного знакомства почему-то прониклась доверием к младшему собрату по альма матер. Барышня, по-видимому, не слишком усердствовала в учебе, уделяя больше внимания совсем не программному изобразительному искусству. Каспару был близок такой подход — он и сам не по профилю! А еще девушка не хотела, чтобы приходила ее мама и выкидывала дочкины холсты. Потому что родительница считает, что на этом занятии далеко не уедешь… И потому художница-оппозиционерка предпочла вверить своих комнатных питомцев — фиалки и прочую флору — малознакомому, но с виду незлодейскому человеку. А мама и вообще не в курсе, что дочь отправляется к монахам. Если и узнает, то в квартиру без разрешения не сунется. Такие вот строгости!

Все же временно расположиться на временно доставшейся жилплощади Каспар не решился. Зато приспособился тут хранить книжное наследство покойного Учителя. Кстати, о цветах. Мистически бессмысленная манера — оставлять следить за ними незнакомцев. Во-первых, они их польют неправильно. Во-вторых, цветы наделены свойством испытывать симпатию и антипатию к пришлым нянькам. Чтобы договориться с капризной пальмой, Каспар потратил два месяца, в течение которых она упрямо и стервозно пускала мелкие листья, которые быстро желтели и сохли по краям. Но потом смилостливилась. И какие к ней лично могут быть претензии: растения, как люди, недоверчивы к чужакам. Каспар это понимал и не обижался. Ему в наследство достались легкая рука — от Авроры — и легкое сердце — от Сашеньки. О чем он никогда не говорил вслух, чтобы не сглазить. Даже когда такие, как Фаныч и МуМу, обзывали его профаном и недоучкой. Конечно, он профан и недоучка. Просто ему дана травматическая интуиция, свойственная пережившим детскую трагедию. У народов Севера подобные способности и навыки передаются по наследству — от шамана к потомству. А у других народов — по-разному. Легкость — не потому что с жиру бесишься, а потому что уже в пропасти побывал. От невесомости падения… Каспар пытался объяснить это Бекетову. Тот отнесся с уважением в память об Авроре, но усомнился в практической пользе такого дара. Ну и ладно, — подумал Каспар, я ведь не на рынке!