Сессия. Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский Страница 14

– А кто вам помешал?

– Как – вы не знаете о проблемах Абрама Рувимовича? – Щербинова смотрит на меня почти как на инопланетного пришельца.

На секунду у меня возникает легкий шок.

– Так это его вчера взяли? – выдыхаю я.

– Его, его, – кивает Щербинова.

– А сумма там, интересно, какая была? Тысяч двадцать, наверное?

– Да, где-то так.

– М-да-а… Жаль его, конечно. Что, наверное, особенно обидно, так это то, что на других технических кафедрах есть люди, которые регулярно по несколько сотен за сессию имеют, и ничего.

– Что вы говорите? Несколько сотен? – такое впечатление, что искренне изумляется моя собеседница. – Кошмар какой!

– Ну-у, кошмар-не кошмар – не могу сдержать усмешки я. – Такие у них предметы. Сложные – их не каждый может осилить. Тут уж ты или понимаешь, или – извини! Вообще – удивительно: вы же помните, как в прошлом году в наручниках вывели его бывшую аспирантку, которую он только-только защитил и на кафедру «вышки» пристроил? При ней тоже двадцать тысяч нашли. Почти мистика какая-то! Я тогда, как человек суеверный, испугался – подумал, что раз он и мне помогал, со мной тоже может какая-нибудь неприятность приключиться. Я даже перестал с ним на какое-то время общаться – так, только руку пожму и бегу быстрее от него. По-моему, он на меня за это даже обиделся. Потом, конечно, всё нормализовалось – мы стали разговаривать, как и прежде. А сейчас опять эти иррациональные страхи полезли.

– Ой, Игорь Владиславович, я не хочу об этом ничего слышать! – впервые за разговор улыбается мне Щербинова. Улыбается, конечно, потому, что и сама про меня что-нибудь да знает. – Я уж пойду, вы меня извините!

– Конечно-конечно, Лариса Марковна – как говорится, не смею вас задерживать! Увидите Абрама Рувимовича – передайте, что я ему очень сочувствую!

– Хорошо, обязательно! – смешливая улыбка вновь появляется на ее лице. Щербинова машет мне рукой и исчезает в дверном проеме, выходящем на центральную лестницу.

«Ничего себе! Ну, и подзалетел Голощёкин: мало того, что сам, так еще и студентов за собой увлек. Так, конечно, не он один работал и работает, но все равно неприятнейшая ситуация. А самое главное – только вчера ведь с ним разговаривал, а сегодня – такое! Даже не сегодня, а через несколько часов – взяли-то его вчера! Вот какова богиня Мойра: шустрый, как веник, умнейший мужик чего-то там предполагает, а она располагает…»

Я захожу в буфет и, пользуясь преподавательской привилегией, беру вне очереди два яблочных сока с треугольником и занимаю место за столом. Треугольник – строго равнобедренный, как рисунок в школьном учебнике геометрии и простой, как все гениальное, мини-шедевр татарской кухни, – уже сотни лет как продают и в Москве, и в других городах, но не все в той же Москве знают, что его существованием любители запеченной с луком и мясом картошки обязаны татарским кулинарам. Впрочем, узбекам и другим тюркоязычным товарищам, думаю я, поглощая первый поблескивающий запеченной корочкой угол, российское население обязано еще больше. Шаурма – любимое блюдо наших людей с низкими доходами, каковых в Эр-Фэ абсолютное большинство. Сейчас я, пренебрегающий открывшимися под боком всякими «элитными» точками и жующий в буфете свой «эчпечмак», как называют треугольник сами татары, уподобляюсь с точки зрения любителей понтов огромной массе лузеров, алкашей и просто бомжей. Но ничего не могу с собой поделать: мне нравится сей продукт, и я успокаиваю себя мыслью о том, что в наших краях полно людей не-лузеров, которые тоже с удовольствием едят треугольники, как в Америке многим миллионерам нравится еда из «Макдональдса». Впрочем, одергиваю я себя, сравнение некорректно: в любых «Макдональдсах», от Казани и Мамадыша до Амстердама и Парижа, мясо почему-то имеет совершенно одинаковый и крайне неприятный привкус какой-то тухлятины. По сравнению с ним вкус шаурмы и, тем более, треугольника будет, как дым отечества, и сладок, и приятен. Кстати, надо будет сходить в Институт экономики и менеджмента, что на Большевистской: может, они меня и в этот раз, как три года назад, пошлют в район лекции почитать? Как-то раз, три дня ночуя в деревенском доме по договору вуза, я наелся там разных пирогов на славу!

Утолив чувство голода еще одной порцией мучного, я выхожу из застекленного отсека буфета в центральный коридор и смотрю на дисплей мобильника: два двадцать пять. Шарафеев уже почти полчаса как должен принимать зачет.

* * *

Спустившись на второй этаж и пройдя по длинным «пищеводам» А– и Б-корпусов (в роли пищи этим железобетонным чудовищам, конечно же, выступаем все мы, кто здесь учится или работает), я в конце концов оказываюсь у аудитории Б-223. Она относится к кафедре горнодобывающих установок, и Шарафеев, как можно надеяться, сейчас там. Осторожно приоткрываю изрядно раздолбанную у основания – не иначе как пинками недовольных учащихся – дверь, и попадаю в забитую скрючившимися студентами клетушку, вдобавок еще и перегороженную массивным шкафом. За ним слышится шевеление, и с полным основанием можно предположить, что производитель этих шумовых эффектов – Шарафеев. А вот и он сам – почти двухметровый жердь в очках – выглядывает, как будто из амбразуры, опасаясь, очевидно, за чистоту эксперимента. То есть зачета.

– Здравствуйте, Марат Фарукович, – говорю я, испытывая некоторый внутренний дискомфорт: этот «Марат Фарукович» выглядит моложе меня, хотя на самом деле он старше. За те пять лет, что я с ним шапошно знаком, он нисколько не изменился: не поправился ни на килограмм и на лбу не появилось ни одной морщины.

– Здравствуйте! – отвечает он довольно настороженно.

– Можно вас на секунду?

– Проходите.

Я протискиваюсь через узкий проход между мебелью и стенной перегородкой и вижу перед собой заваленный ватманом с чертежами стол.

– У меня к вам одно очень деликатное дело, Марат Фарукович. В той группе, которая сейчас у вас сдает, есть такая Лейсан Валиуллина. У нее расчетка не сделана, но на занятия она ходила. Вы не могли бы ей как-нибудь зачет поставить?

Шарафеев секунду колеблется, потом говорит:

– Без выполненного задания я ей формально поставить не могу, поэтому мы сделаем так… – Он подходит к шкафу и достает с одной из полок по виду типичный реферат в полиэтиленовой обложке. Но, приглядевшись к титульному листу, я вижу, что это не совсем реферат, а как раз чья-то выполненная и уже «завизированная», с датой и росписью внизу, расчётка. Шарафеев открывает обложку, вырывает «титульник» с корнем и протягивает папку мне.

– Пускай она впишет сюда свои данные, и тогда я ей всё зачту.

– Спасибо огромное, Марат Фарукович! – расплываюсь я в улыбке. – Теперь я ваш должник – обращайтесь, если что. Кафедра маркетинга – помните, наверное?!

– Да-да, не за что! – торопливо отвечает он.

– Ну, не буду вам мешать проводить зачет – и так уже, наверное, прилично отвлек…

– Нет, ничего страшного!