Пепел и песок - Алексей Беляков Страница 14

Не станем, верный Бенки, мешать Катуар и Марку. Мы не позволим чужим разглядеть их детали, их капли, их стебли. Переведем объективы на дачу Йоргена.

Йорген ступает, горделиво прижимая итальянскими каблуками плитки новой дорожки. Неподалеку, в сирени и сумерках, — большой дачный дом. Окна распахнуты, в гостиной играет Шопен. За Йоргеном следуют оба ШШ, наслаждаются ароматами Барвихи.

— Как вам дорожка? — Йорген оборачивается, достает из кармана пиджака-френча пачку табака.

— Прекрасная. А что сказал Марк?

— Дописывает. Пойдем на веранду? Или в беседку?

— Лучше в беседку.

— А вот смотрите — вишня. Ее отец сажал. Хотел целый вишневый сад. Но не успел.

Гуси осматривают вишню от верхушки кроны до кучерявых корней.

— Хорошая вишня, — кивают ШШ. — А где вы нашли этого Марка?

— Марка? Честно? Не помню.

— Совсем? Странно. Это же ваш кормилец.

— Он, кажется, говорил, что вырос в Высотке на Котельнической.

ШШ переглядываются, по-гусиному улыбаются друг другу.

— Это он наврал. Он вообще много врет о себе. Непонятно — зачем.

Строитель-азиат в шапке с эмблемой ЦСКА бредет мимо и шепчет хокку:

Майский ветер колышет ветви сакуры старой,

Осыпает плечи гостей лепестками.

Как упоительны в Барвихе вечера!

Йорген следует дальше, к небольшому пруду с деревянным мостиком, ШШ — за ним. Йорген показывает трубкой на пруд, рассказывает древние истории, но мы уже его не слышим. Пусть вступит музыка, тот же Шопен, Шуман, Шнитке — ни шута в ней не шарю.

Я расскажу о Йоргене вкратце, не утомляя деталями, — так, пунктирно, вишневыми косточками. Хотя бы в знак благодарности за то, что он научил меня этому сложному термину кинодраматургии — «гур-гур».

Его отец был великий советский режиссер, а мама, что жива и ныне, — великая советская актриса. Бездонная квартира на Поварской, английская спецшкола № 20, две домработницы, папины эпохальные запои, мамины грузные брильянты. Но Йорген сопротивлялся, шел против ветра с Мосфильмовской улицы, против кинопроб и папиных друзей, что говорили: «Давай к нам в Щуку, во ВГИК, куда хочешь, примем сразу!» И вдруг поступил на биофак. Рыб он любил больше, чем людей. Писал кандидатскую о чудо-юдо Рыбе-кит, но однажды случайно всплыл на съемочной площадке друга-режиссера, попавшего под чары кокаина, пришлось помочь: немногословные спонсоры из Тольятти обещали закатать в целлулоид всех, вплоть до старушки-гримерши. Йорген задержался на неделю, потом на месяц, потом навечно. Но до сих пор он счастлив не тогда, когда треть бюджета сериала потайными банковскими коридорами проводит на свой счет, а когда один, с аквалангом, уходит на корм добрым рыбам.