Дивисадеро - Майкл Ондатже Страница 14

И я так думаю. Но ремесло научило его — а он обучил меня — ценить недоступные вещи. Скажем, здесь для меня самая большая ценность — этот синий стол. Хотя я знаю, что он ничего не стоит.

Ваш отец живет неподалеку?

Он не француз. Но после войны домой не вернулся и встретил здесь мою мать. На войне он был ранен. Потом сколотил маленькую шайку, что подламывала — верное слово? — дома, куда их не звали. На фронте было тяжело, и, наверное, он, как все ветераны, считал, что ему задолжали больше, чем дали.

Значит, он был домушник. Странное словцо. Как, вы сказали, вас зовут?

Рафаэль.

И что ваш отец?

Он не хотел, чтоб я стал вором.

А мать? Она тоже была воровкой?

Рафаэль ухмыльнулся.

Они познакомились на деле?

Почти. В каталажке. Мать подрабатывала в полицейском участке. Наверное, отец ее очаровал, хоть и был старше. Можно еще воды?

Конечно. Анна взяла его чашку и подошла к раковине. Недавно в лесу я встретила каких-то странных охотников.

Тут полно ужасных людей. Вроде меня.

Она рассмеялась.

Здесь большой огород, верно? Можно взглянуть? Я бы что-нибудь сготовил.

Выход в сад через эту дверь. Рвите что угодно…

Анна умылась в раковине под конопатым зеркалом и махровой мочалкой, смоченной холодной водой, обтерла плечи и ноги. Потом вышла в сад, где Рафаэль, затягиваясь сигаретой, озирал грядки.

Те охотники, они деревенские?

Бог их знает. Мы тут сами по себе.

Полагаю, вы бы не сказали, даже если б знали… По правде, я испугалась.

Из внутреннего кармана пиджака он достал зеленую тряпицу:

В следующий раз повяжите ее на руку, и вас никто не тронет.

Анна взяла тряпицу.

Ваш отец англичанин? Вы очень хорошо говорите…

Он свободно изъяснялся по-английски.

Здесь он бывает?

Последнее время нет.

Если вдруг появится, я буду рада пригласить его в гости.

Сев на корточки, Рафаэль обрывал фасоль и сбрасывал ее в зеленую тряпицу, которую подставила Анна.

У вас мясо найдется?

Сейчас отнесу фасоль и отрежу пару кусков.

Чуть погодя Рафаэль пришел в кухню и, выгрузив из кармана пучок розмарина и четыре фиги, занялся салатом, для которого первым делом нашинковал чеснок.

Как же вам и вашему очаровательному отцу удалось сойти с кривой дорожки?

Анна чувствовала себя с ним как с другом детства, которого время превратило в коренастого толстяка. Теперь его музыкальные пальцы кубиками нарезали помидоры. Взгляд его, прежде шнырявший по комнате, был открыт. Незнакомая обстановка его ничуть не смущала, в общении он был совершенно естествен. И потому ее удивила его нерешительность в постели, где они очутились через три дня после первой трапезы. Он просто лежал рядом. Вся его былая легкость превратилась в скованность и бессилие, словно когда-то он перегорел. Ничего не было, они просто держали друг друга в объятьях. Ему было довольно того, что он чувствует на своей груди ее дыхание и разглядывает родинку на ее плече. С мыслью об этом темном пятнышке он и заснул.

Абсолютно не себялюбивый, он посмеивался над своим пузом и далекой от идеала статью. После наконец-то состоявшейся близости (удовлетворившей обоих, надеялась Анна) он голышом вылез из постели, размял ноги и, высунувшись из окна, закурил сигарету, не заботясь о впечатлении, какое производит его освещенный солнцем зад. Позже он сказал, что ему плевать на свою «фигуру». Таких людей Анна еще не встречала. Казалось, его ничто не омрачает. Но потом он рассказал о своей прежней любви, оглушившей его чуть не насмерть, после чего он еле оправился. Анна была первой, к кому он вынырнул из омута одиночества. В мире полно таких, как мы, ответила Анна, подранков любви — вроде бы самого естественного чувства.

Есть песня о том, что с ним случилось, но он ее больше не исполняет, поведал Рафаэль. В ней говорится о женщине, которая среди ночи вылезла из постели и покинула его. Ее видели в северных деревнях, но, когда он туда добирался, ее уже не было. Песня о бесконечных поисках того, кто прежде редко откровенничал. Под его огрубелыми пальцами гитара раскрывала душу. Он пел для тех, кто вырос на его музыке и знал, как ловко он избегает всеобщего внимания. Его считали скромником и хитрецом, но теперь он выставлял напоказ свое изрубцованное нутро. «Если кто-нибудь вдруг ее встретит, свистните мне, дайте знать…» — пел он, и в ответ публика привычно свистела и орала. В песне, где все окна и двери открыты, не спрячешься, и просто так из нее не уйдешь, а потому эхо зрительских откликов гудело в нем и после выступления.

До того как Анна с ним переспала, он не ожидал от нее интереса к себе. Совместные трапезы выглядели невинным флиртом. Никто из них еще не полюбил другого, и потому в тот полдень, когда они очнулись в объятьях друг друга, в их близости не было ничего фатального или судьбоносного. Крохотную пустоту между ними заполнял аромат кинзы. Перед тем они ели салат, куда он накрошил свою любимую зелень. В карманах он всегда носил пучки базилика или мяты и потому всегда мог сотворить себе обед из хлебной горбушки.

В день их знакомства, когда Анна поднялась умыться, он полусонным взглядом окинул зеленевшие грядки и шагнул в глубокую впадину, столетие назад бывшую прудом, из которого поили скотину. Постояв в глубокой тени дуба, он повалился в траву и стал невидимым для Анны, выглянувшей из окна.

По первому впечатлению, все его окружавшее Рафаэль воспринимал как нечто не свое: листья растений он обрывал с той же небрежностью, с какой однажды обхватил запястье Анны, чуть ее не оцарапав. Глядя на его руку в шрамах, она никак не откликнулась, и только пульс ее в хватке чужих пальцев забился быстрее. Она подумала о музыке, какую умели извлекать эти изработанные руки. Лишь когда он выпустил ее запястье, она уткнулась лицом в его грудь, которая пахла базиликом, спрятанным в кармане рубашки.

Пойдем, сказала она. Осторожнее, не споткнись. По каменной лестнице, на которой уместилась бы тройка лошадей, они поднялись в ее комнатку, где Анна включила электрообогреватель, засветившийся тремя красными спиралями.

Она рассмеялась, когда Рафаэль весьма церемонно запер дверь. Он дернул плечом.

Это и есть «галльский жест»? — спросила Анна.

Жесть? — опешил Рафаэль.

Жест! Знаком такой оборот речи?

Оборот? Снова недоуменное пожатие плечами. Это самая маленькая комната в огромном доме. Почему здесь?

Не нравится?

Надо занимать как можно меньше места. Но не чересчур мало.

В других комнатах мне не по себе от их размера.

Рафаэль присел на кровать. Она скинула черные джинсы и голубую рубашку. Крепкая, высокая, прямая. От закатанных рукавов выше локтя кайма загара. Он подметил зеркало, низко подвешенное над низкой раковиной.