Раки-отшельники - Анне Биркефельдт Рагде Страница 14

После множества вопросов и разговоров с каждым из владельцев она помахала отъезжающим машинам и поднялась в основное помещение клиники. Вечерний час пик с приемом без записи уже подходил к концу, они работали в этом режиме с шести до восьми вечера. Но в приемной все еще сидели четверо. Двое с кошками в клетках, одна невероятная дворняга, возбужденно принюхивавшаяся к кошкам, и девушка с бишон фризе, у которого, очевидно, были вши или ушные клещи. Он сидел и непрерывно чесался за ушами.

В комнате для отдыха было пусто, все три кабинета заняты. Когда Сигурд, один из трех ветеринаров, вышел из кабинета, ведя ковыляющую собаку с белоснежной повязкой на передней лапе, Турюнн зашла в кабинет навести порядок перед следующим пациентом. Вообще-то она была освобождена от работы ассистентом в дни, когда проводила курсы, но, как совладелец клиники, чувствовала свою ответственность и делала, что могла. Она быстро продезинфицировала стол, убрала кровавые импровизированные повязки, с которыми, очевидно, привели собаку, забрала инструменты на дезинфекцию. Когда из второго кабинета вышла Аня с уснувшей под наркозом кошкой, она зашла туда и повторила процедуру. На столе лежала огромная окровавленная заноза, которую, видимо, вынули откуда-то из кошки. Турюнн скривила рот.

Она устала, работала целый день, а в голове роились мысли, которые работа не подпускала близко. Теперь же они начали просачиваться на поверхность. Она опасалась включать мобильный. Зашла в комнату для отдыха и поставила свежий кофе, зажгла свечки на столе и добавила уцененных вдвое пряников в корзинку, оставшуюся после Рождества. Потом включила-таки мобильный и стала ждать.

Два сообщения от матери: смс и голосовое. В смске говорилось: пусть не думает возвращаться, когда ему надоест. Турюнн позвонила прослушать голосовое сообщение. В трубке раздавался плач и ругательства, но Турюнн не обязана приезжать с утешениями, она все равно его переупрямит. Раз мать начала говорить на своем северном диалекте, Турюнн немного успокоилась. Значит, она больше злится, чем расстраивается.

На Рождество мать вместе с Гюннаром отправились на Барбадос, и там Гюннар встретил другую. Они были женаты тридцать три года, с тех пор, как Турюнн исполнилось четыре, и вот, мать оказалась брошенной в возрасте пятидесяти пяти. Поразительно, но новая пассия отчима была вовсе не юной кокеткой. Взрослая дама сорока двух лет. «Значит, Гюннар не пал жертвой стереотипов», — подумала Турюнн, когда мать и Гюннар, вернувшись домой, выложили ей всю историю в первый день нового года. Он признался, собрал чистую одежду в один чемодан и отчалил. Но факт, что новая женщина не была юной вертихвосткой, ухудшал мамино положение. Возрастала опасность, что все всерьез.

Одно дело — наблюдать, как муж, с которым прожито тридцать три года, уходит восвояси, но у матери начиналась истерика, как только она представляла себе, что, пока она нежилась на пляже в Барбадосе, он изменял за ее спиной. Времени на это у него было предостаточно. От солнца у него на коже возникало раздражение, и в дневное время он придумывал себе разные занятия. На курорты он ездил всегда только ради Сисси. Он ей рассказывал о своих впечатлениях — автобусных экскурсиях и музеях, и все это — ложь, как сказала мать. Гюннар, в свою очередь, уверял Турюнн, что встретил другую только за пять дней до отъезда. Турюнн и Гюннар увиделись в кафе, неприятный разговор, фальшивый, она сразу сказала, что не будет посредником в их с матерью отношениях. Однако Гюннар хотел только объяснить ей ситуацию, как он сказал, чтобы она не думала о нем плохо, это была любовь с первого взгляда. С ним никогда раньше такого не случалось, даже с Сисси, она должна поверить. Ему было уже слишком много лет, чтобы упускать такой шанс. «Тебе столько же лет, сколько Сисси, — вмешалась Турюнн, — пятьдесят пять — это еще не старость». «Я хочу детей, — ответил он, — и Мария тоже».

У нее есть двое взрослых детей от первого брака, но она хочет малыша. Турюнн поразилась, сколько всего Гюннар и эта дама успели обсудить за такое короткое время. И сказала об этом Гюннару, на что он ответил, что еще не очевидно, что они останутся вместе, но он должен попробовать. А начинать отношения с обмана он не хочет, поэтому пришлось уйти от Сисси. «После тридцати трех лет семейной жизни, — заметила Турюнн, — ты можешь оказаться совсем один, через несколько месяцев, когда влюбленность пройдет». Но он твердил, что должен воспользоваться шансом, а Сисси не будет ущемлена финансово, может, даже наоборот, процветет, найдет нового мужчину, снова переживет влюбленность. Турюнн больше ничего не говорила, она поняла, что слова будут напрасны. В нем был только эгоизм, ограниченный эгоизм влюбленного. По собственному опыту она знала, что влюбленность — это своего рода психоз, при котором ничего больше не существует. Она спросила, не делился ли Гюннар своими планами насчет детей с Сисси. Нет, не делился. «И не надо, — ответила она. — Это ее сломает».

Все годы, когда мать еще могла родить, она всячески этого избегала. Турюнн считала, что это во многом связано с тяжелыми воспоминаниями о четырех годах, которые она провела одна с Турюнн. Неразумно, может быть, но факт остается фактом.

Больше Турюнн с Гюннаром не общалась, зато несколько раз ночевала у матери и много с ней разговаривала. Все еще было слишком свежо, прошло всего две недели, и, очевидно, мать до сих пор полностью не осознавала случившегося. По счастью, добрые подруги были тут как тут. Они проклинали Гюннара вместе с матерью и от имени матери. Турюнн хотелось, чтобы мама использовала их активнее и не посылала бы ей смски и истерические голосовые послания. Сил звонить сейчас не было, надо выпить кофе с коллегами и расслабиться перед дорогой домой.

Третье сообщение было с неизвестного номера. Она открыла его. «Поедешь завтра кататься на санях? Можем встретиться в Маридалене».

Видимо, это Кристер, с которым она познакомилась в Новый год. Погонщик собак. «Возможно», — ответила она. Ответ от него пришел незамедлительно: «Оденься потеплее. В шесть часов». И смайлик.

И вдруг всю усталость сняло, как рукой. Вошел Сигурд и опустился на диван.

— Свежий кофе? Очень ксати. А пряники мне жуть как надоели, — сказал он.

— А я завтра поеду на собачьей упряжке! — объявила она.

— Ого! У тебя и такие есть знакомые? Я думал, ты общаешься только с приглаженными и выдрессированными собачниками, которые хотят, чтобы их собачки красиво вышагивали на поводке.

— Познакомилась в Новый год. На даче у друзей… Приглаженных друзей… А он зашел случайно, постоянно живет на даче и услышал, что у соседей праздник.

— Осторожно, Турюнн, — очень серьезно сказал Сигурд. Ближе всех в клинике она была дружна с ним. А то, что Турюнн вечно выбирает безнадежных мужчин, было широко обсуждаемой темой.

— У нас нет никакого романа, — ответила она. — Он только пригласил меня на прогулку.

— Эти погонщики — совершенно безбашенные и настоящие гуляки, — сказал Сигурд.

— Откуда ты знаешь? А если он действительно без башни, я тут же смоюсь.