Живые книги - Мила Иванцова Страница 14

Этот день для Женьки был не таким, как другие. Последний день из трех ее выходных ознаменовался переездом в новое жилище. Конечно, «жилище» — это несколько громко сказано, когда речь идет о переселении в арендованную комнату в двухкомнатном «хруще» к старушке хозяйке, но смысл все-таки был в смене места жительства. То есть места, где она будет ночевать, вскакивать утром и откуда убегать на работу, а возвращаться поздно вечером. На выходных она иногда будет валяться там в постели хоть до обеда, и чтобы никто при этом не вмешивался в ее жизнь. За это стоило заплатить тысячу гривен в месяц и пережить тот еще скандал дома.

Конечно, ей было жаль маму, которая теперь оставалась одна с ее вторым, не слишком предсказуемым, мужем, но… Но мама нашла его сама, когда Женьке едва исполнилось четырнадцать, и это после двух лет «кастинга» и через три года после развода с отцом. Папаша «растворился» в своей жизни и не навязывался ни с воспитанием, ни с алиментами. Мать год ходила, как зомби, а потом неожиданно расцвела.

Так бывает, когда вдруг кто-то странный влюбляется в тебя против всякой логики и, ослепленный этим чувством, какое-то время видит в тебе богиню. Сначала «богине» это кажется невероятным, странным и даже смешным, а затем… Затем спина ее выпрямляется, голова гордо поднимается, взгляд обретает уверенность и сексуальность, меняется даже походка и… И теперь на зажженный одним огонь начинают слетаться другие — погреться. Те, которые обходили «богиню» десятой дорогой, когда она, депрессивная, зализывала раны после развода, страдала, изверившись во всем на свете, ничего не излучала, а наоборот, неосознанно засасывала чужую энергию, компенсируя изрядную потерю собственной. А кому ты, действительно, была нужна такая?

Поэтому после первого чудака, влюбленного в совсем еще не старую маму, появились и другие «волонтеры». Она сначала растерялась, а потом, видимо, в отместку отцу, начала «кастинг». Первый — романтически настроенный сосед Василий Прокофьевич, научный сотрудник музея — на это обиделся и бороться за даму сердца не стал. А после недолгого отбора кандидатов на место возле «богини» в их квартире бросил якорь таксист Жора, который букетов не дарил, стихов не читал, не вздыхал и не просил руки, а был конкретным и практичным бывшим советским прапорщиком. Руки у него были золотые, характер хозяйственный, но неуравновешенный, настроение его прыгало от куража до гнева со всеми последствиями. Очень скоро он уже чувствовал себя в их квартирке из полутора комнат как дома, то есть — мужиком ответственным, кормильцем, посему — с правом голоса. Причем это право принадлежало только ему. Кроме склонности к дедовщине в быту, Жора был еще и ревнив, потому что имел предысторию с первой женой. Поэтому мама была предупреждена, а музейный сосед получил разок по ребрам — для профилактики, «чтобы не вздумали держать за дурака».

Такая расстановка фигур держалась почти шесть лет. Мама уже выглядела не «богиней», а давно замужней женщиной с кучей хлопот, но все же с крепким плечом в хозяйстве и мужней зарплатой в бюджете. Правда, Жора, хотя и таксовал, но со временем начал выпивать, характер его портился, а чем старше становилась Женька, тем чаще она ловила на себе его неоднозначные взгляды за спиной матери и слышала скользкие шутки-намеки, после которых, чтоб не врезать ему чем придется, девушка исчезала из дому до поздней ночи.

Мать нервничала из-за ее дворовых компаний, и не зря, потому что только чудо удержало дочку от скользкой дорожки, на которую стали иные соседские дети, топтавшиеся теплыми вечерами во дворах-подворотнях, а зимой по подъездам их спального района. Жора тоже ругался, предрекал падчерице тюрьму-колонию-наркодиспансер, а еще иногда в недобрых шутках вспоминал Окружную дорогу, где «и деньги платят, и паспорт не спрашивают».

От этих слов у Женьки будто шерсть становилась дыбом, и она снова пыталась пореже пересекаться в общем пространстве с отчимом, которого мама побаивалась и возражать ему не смела.

Последние годы Женькина жизнь шла словно в трех параллельных коридорах — домашнем, рабочем и дворовом. Счастье еще, что работа нашлась неплохая. Закончив после обычной школы школу парикмахеров, а заодно и курс маникюра, Женька приглядывала и подыскивала себе место, как вдруг ей предложили должность администратора в небольшом салоне на три кресла и с уголком для маникюра-педикюра. Сначала речь шла о временной работе вместо женщины, сломавшей ногу, а затем девушка прижилась там и понравилась хозяйке заведения своей опрятностью, ответственностью, сообразительностью и умением налаживать контакт с клиентами и с персоналом.

Женька работала в парикмахерской в режиме «3 на 3» — то есть три дня были загружены работой с восьми утра до восьми вечера, а потом ее сменяла напарница, и девушка получала передышку в три дня, которые заполняла по своему усмотрению. Иногда ее приглашали домой подстричь кого-то из знакомых и сделать укладку, возможно, покрасить… Бывало, вооружалась специальным чемоданчиком с инструментами и отправлялась делать кому-то маникюр на дому, но больше всего любила редкие приглашения на раннее утро — делать прическу взволнованной невесте. Эта работа приносила и деньги, и расширение девичьего кругозора. Ой, чего, было, не наслушаешься от невесты и ее подружек в последние часы перед тем, как придут жених с друзьями предлагать за нее «выкуп» и вскоре занесет она свою ножку над рушником!

Довольные клиентки передавали Женькин телефон друг другу, и девушка всегда имела свой небольшой приработок. Правда, в парикмахерской у нее не со всеми сложились идеальные отношения, но она и не надеялась, что такое вообще бывает — за ее недолгий век идеального вокруг было мало.

Женька нашла через газету объявлений эту комнату, сходила на просмотр, договорилась с хозяйкой и решила съхать из дому, когда никого не будет. Вещи она упаковала заранее, а накануне пережила разборки с матерью. Поэтому, когда сегодня выставила к порогу две большие клетчатые сумки и оглянулась на отгороженный для нее еще отцом угол квадратной прихожей, осознала, что он опустел. Этот домик ее детства, похожий на маленькое купе без окна, словно упрекал своей пустотой. Разве что настенная полка с книгами и несколько рядов маленьких сувениров вдоль них остались на виду. Подаренные когда-то мягкие игрушки еще вчера пошли одна за другой в картонную коробку под кроватью, тоже молча упрекая и напоминая каждая свою историю. Только рыжий плюшевый мишка, неожиданный подарок от мамы на восемнадцатилетие, отправлялся с нею в новую взрослую жизнь, упакованный вместе с одеждой и косметикой.

Женька вздохнула, стиснула зубы, сдержала предательские слезы прощания с детством, каким бы оно ни было, взволнованная от неуверенности в будущем, от тревоги перед последствиями перемен, которые сама себе устроила, но жить, как раньше, уже нельзя было. А кроме того, у нее задерживались месячные и были причины нервничать еще и из-за этого.

На лестнице за дверью ждал Илья, который давно уж поглядывал на нее неравнодушным глазом, а после той вечерней грозы с поцелуями, видимо, решил, что из этого что-то получится. Женька же все еще не определилась, потому что парень этот был не совсем таким, как другие «на районе», хотя и росли все вместе. Пожалуй, только он один из всех был ребенком из приличной семьи, где родители не разводились, не «сидели», не пили, не дрались, его не обижали, а наоборот — относились по-человечески, платили за обучение и всячески поддерживали. Почти идеальная картинка! И почему такому парню не хватало именно ее, Женьки?!