Играющая в го - Шань Са Страница 14

После уроков Хун возвращается со мной к нам домой. Мы ужинаем с моими родителями, а потом закрываемся у меня в комнате, чтобы сыграть партию в шахматы.

— Я скоро выйду замуж, — объявляет она, передвигая своего слона.

— Надо же, какая хорошая новость, — отвечаю я, уверенная, что подруга шутит. — Кто твой избранник? Я его знаю?

Она не отвечает.

Я поднимаю голову.

Хун держит пешку в пальцах правой руки, а левую ладонь прижимает к щеке. Лампа освещает ее лицо, и я вижу стекающие к носу ручейки слез.

Я поражена и умоляю ее объясниться. Она разражается рыданиями.

Я смотрю на Хун, и у меня щемит сердце. С момента знакомства с Минем и Цзином дружба с ней утратила для меня свою важность. Балы меня больше не интересуют, и я отказываюсь от всех ее приглашений. Когда мы возвращаемся домой после школы, я едва слушаю ее болтовню.

— Я помолвлена.

— С кем?

Она долго молча смотрит на меня.

— С младшим сыном мэра нашего городка.

Я начинаю хохотать.

— Да откуда он взялся, этот тип? Ты никогда мне о нем не рассказывала. Почему скрывала его? Он что, твой любовник? Детьми вы играли в лошадки. Потом снова встретились в городе? Где он учится? Он хорош собой? Надеюсь, вы останетесь жить здесь. Ну же, Хун, я не понимаю, почему ты плачешь. В чем дело?

— Я никогда его не видела. Отец и мачеха все решили за меня. Я должна вернуться в деревню в конце июля.

— Только не говори, что тебе навязывают брак с человеком, которого ты даже не знаешь!

Хун рыдает все горше.

— Но это немыслимо! Как ты можешь соглашаться на подобную нелепицу? Времена изменились. Сегодня девушки больше не обязаны подчиняться родителям душой и телом.

— Мой отец написал мне… Если я откажусь, он… он… лишит меня… содержания…

— Мерзавец! Ты — не товар, не разменная монета! Ты вырвалась из когтей мачехи вовсе не для того, чтобы попасть под пяту другой деревенской мегеры, курящей трубку и накачивающейся опиумом, которая будет ненавидеть тебя лишь за то, что ты молода и образованна. Она примется унижать тебя, и ты в конце концов уподобишься ей, станешь завистливой, мрачной и злобной. У тебя появится свекр — пузатый мужик, который проводит время со шлюхами, напивается каждый вечер, а вернувшись домой, орет на жену. Мужу ты скоро наскучишь, и жизнь твоя будет протекать в огромном доме среди женщин: служанок, кухарок, содержанок твоего свекра, любовниц твоего мужа, невесток, сестер и матерей невесток. Каждая из них будет интриговать ради того, чтобы угодить мужчинам и уничтожить тебя. У тебя будут дети. Если повезет родить сына, заслужишь уважение семьи. А если будет девочка, с тобой станут обращаться, как с собаками или свиньями. Однажды тебя письмом известят о разводе, и ты станешь позором своей семьи…

— Перестань, прошу тебя… — Хун задыхается.

Я чувствую себя виноватой и бегу за мокрым полотенцем. Вытираю ей лицо, заставляю выпить чашку чая.

Постепенно Хун успокаивается.

— Я знаю, как это трудно — ослушаться отца. Раньше неподчинение родителям считалось преступлением. Сегодня это единственный способ уберечь свое счастье. Если ты лишишься отцовских денег, тебе помогут мои родители. Мы вместе поступим в университет. Ну-ка, пойдем.

Я тащу Хун за руку к маленькому шкафчику красного лака, где хранятся мои сокровища. Снимаю замок, нахожу среди книг, каллиграфических свитков и палочек для письма, хранящихся в деревянном чехле, вышитый шелковый мешочек. Развязываю его под лампой и показываю Хун драгоценности.

— Мы продадим их и заплатим за учебу.

Она снова плачет.

— Матушка тоже оставила мне в наследство драгоценности. Но отец отобрал их и подарил своей новой жене.

— Довольно хныкать. Выбирая между деньгами и свободой, не стоит колебаться ни секунды. Ну же, вытри слезы. Все, что у меня есть, — твое, перестань себя терзать.

Надвигается ночь. Хун забылась беспокойным сном.

Я лежу, слушая ветер и кошачьи шаги по крыше.

Перед глазами встает образ моей сестры, Лунной Жемчужины: у нее тоненькие, как стебли бамбука, ножки. Она с гордостью демонстрирует подарок мужа — пару шелковых молочного цвета туфелек, расшитых крошечными бабочками. Голая ступня, обутая в сияющее чудо, так же прекрасна, как рука в шелковой перчатке, украшенная кольцом с розовым кораллом. Внезапно радость сестры улетучивается. Она бледна. Волосы у нее в беспорядке. Под глазами залегли тени, у висков появились морщинки. Свет в зрачках угас, она тупо смотрит куда-то в пустоту, считает часы и молится, чтобы муж вернулся до полуночи. В ее теле, которое уже начали иссушать старость и уродство, есть нечто ужасное. Для меня Лунная Жемчужина не женщина, а увядающий цветок.