Растление великой империи - Владимир Максимов Страница 14

Когда в начале шестидесятых годов в русской культуре возникло так называемое явление Солженицына, многие в современном мире восприняли этот феномен как чудо. Но для внимательного наблюдателя последнего полувека нашей отечественной словесности это явилось лишь закономерным следствием ее изначального процесса. Явление такого порядка, как Солженицын, было бы немыслимо вне общего контекста литературного противостояния диктатуре, начиная чуть ли не с первых лет после Октябрьского переворота.

Это противостояние ведет свою родословную от расстрелянного Гумилева, через замолчанного Булгакова, замученного в концлагере Мандельштама, затравленных Зощенко и Ахматову к затравленному же Пастернаку и, наконец, до выброшенного из страны Солженицына. Я называю только вершины этого Сопротивления, у подножия которых теснилось целое созвездие непокорившихся диктату художников от Юрия Олеши до Юрия Домбровского включительно. Все они, вместе взятые, не составляли собою никакой профессиональной или организационной структуры, любая такая структура была бы мгновенно раздавлена самым жесточайшим образом. Дело и творчество каждого из них явилось результатом его сугубо личного, духовного решения, но собранные историей воедино, они оказались той непреодолимой силой, благодаря которой наша литература не только выстояла под тотальным прессом культурной диктатуры, не только сохранила беспрерывность живой нити литературного процесса, но в конце концов заявила себя сегодня во всем блеске мирового признания.

Согласитесь, что новейшая история не знает примера, когда бы какая-нибудь культура, в самой уязвимой для диктатуры области — в литературе, причем в, так сказать, подпольном ее оформлении, числила в своих рядах двух нобелевских лауреатов. Историческая уникальность этого феномена неоспорима.

Наталья Горбаневская, привлеченная по делу демонстрации на Красной площади против оккупации Чехословакии, на вопрос следователя, какие мотивы побудили ее присоединиться к демонстрантам, ответила:

— Я сделала это для себя, иначе я не смогла бы жить дальше.

Только это, одно только это и ничего более движет сегодня нашей литературой Сопротивления внутри страны: Лидией Чуковской, Владимиром Войновичем, Георгием Владимовым, Львом Копелевым, Владимиром Корниловым, Венедиктом Ерофеевым и множеством других, еще безымянных, но уже сделавших выбор.

Этот процесс творческого противостояния диктатуре продолжает расширяться и углубляться. Недавно, например, группа московских писателей (Василий Аксенов, Андрей Битов, Фазиль Искандер, Евгений Попов и другие) составила альманах «Метрополь» и, получив отказ в его публикации на родине, напечатала его за рубежом, чем как бы перебросила мост между официальной и самиздатовской литературой.

Сейчас русская литература переживает в своем развитии очередной поворот: часть писателей (как уже было однажды, но в совершенно иных условиях) во главе со своим бесспорным лидером Александром Солженицыным оказались за рубежом. И снова, как это было на родине, наше духовное самосохранение, неистребимость нашей связи со средой, которая нас из себя выделила, наша принадлежность к отечественной культуре, наконец, зависит сейчас не от некоей политической или организационной сплоченности, а прежде всего от личной, индивидуальной воли каждого из нас к духовному и человеческому Сопротивлению. Сумеем ли мы выстоять в непривычной для себя обстановке, то есть вне стихии родного язьїка, вне атмосферы понятной нам социальной среды, покажет ближайшее будущее. Как говорится, да поможет нам Бог!

Но являясь эмиграцией литературной, духовной, культурной, назовите как хотите, мы, тем не менее, хотим того или не хотим, являемся для окружающих также, если не в первую очередь, эмиграцией политической, что в свою очередь ставит перед нами проблему гражданского существования за пределами своей страны.

«Мы не в изгнании, мы в послании», — сказала как-то большая русская поэтесса, и в том, как каждый из нас понимает это самое «послание», заключено зерно внутреннего, а подчас и внешнего конфликта в нашей среде.

Противостояние диктатуре в России начиналось с мучеников-одиночек, но их влияние на последующие литературные поколения оказалось настолько духовно радиоактивным, что в результате в нашей стране сложился, если так можно выразиться, генетический тип писателя, который противостоит насилию не потому, что сознательно выполняет героическую миссию, а потому, что иначе он просто не мог бы жить, ибо хочет остаться личностью, Человеком.