Генри и Катон - Айрис Мердок Страница 14

И вот сейчас тлеющая сигарета жгла ему пальцы; он смотрел на Красавчика Джо, а в голове звучала молитва, как бормотание идиота: автоматическая, механическая молитва, бессмысленно продолжавшаяся без желания и без души. Безостановочное моление о помощи, вопль о милосердии, о свете, когда-то столь щедром источнике силы, больше походил на непристойный непроизвольный симптом болезни. Никто его не слышит. Бешено метались мысли. На мгновение Катон подумал, что, раз Бога нет, почему нельзя все рассказать Джо, все! Но туг же эта мысль исчезла. Он достал сигарету, наконец обретя способность мыслить ясно, сказал себе: он не может помочь этому мальчишке. Их отношения — это опасная нелепица и глупость. Он должен это прекратить окончательно и бесповоротно. Он ничего не может для него сделать, ничего. Надо распрощаться с ним этим же вечером. Самый подходящий, самый легкий момент. Прямо сейчас, о господи! Надо спасаться. Надо уйти куда-нибудь и подумать. Вернуться куда-нибудь в безгрешное место, где все станет ясно.

— Где я найду вас, отец? — спросил Красавчик Джо, в упор глядя на Катона, его глаза, увеличенные линзами, походили на золотистые круглые глаза рыжего кота.

Какой он худой, думал Катон, какой на самом деле слабый, какой беззащитный!

— Хотел бы я увести тебя от этой жизни, Джо.

— Какой жизни?

— Сам знаешь.

— Ну так вот вам моя рука: уводите.

Джо протянул руку.

Катон даже не взглянул на нее.

— Ты умен, чуток, почему же ты не понимаешь?

— Возьмите меня с собой.

— Куда?

— Куда отправляетесь.

— Не могу.

— Я сколочу деньжат, потом отойду, так сказать, от дел и буду учиться, читать книги, прочитаю всех классиков.

— Было бы замечательно!

— Но сперва разбогатею и покажу себя, покажу, что способен рисковать и побеждать. Вы ведь не хотите, чтобы я просто участвовал в общей гонке, правда?

— Джо, если пойдешь по наклонной дорожке, назад уже не сможешь вернуться; если изберешь насилие, попадешь в ловушку, станешь просто орудием очень дурных людей.

— Кто говорил о насилии, отец? Не надо относиться так серьезно ко всему, что я говорю. Во всяком случае, от насилия не уйдешь, разве не так? Ублюдки используют насилие. ИРА вынуждена использовать насилие, иначе не добьется справедливости, а при капитализме добиться справедливости невозможно без насилия — посмотрите на профсоюзы. В конце концов, куда ни ткнись, упираешься в насилие.

— Ты не прав, Джо, послушай…

— Как бы то ни было, капитализму конец. Почему немногие должны иметь все, а все остальные — ничего? Возьмите хоть Лэдброук-Гроув, вот вам мир капитализма. В одном конце поганые миллионеры, а в другом мы, остальные. Неудивительно, что им нужны армия и полиция! Общество насквозь прогнило, и вы знаете это не хуже меня, поэтому и покинули его, поэтому живете здесь, поэтому так одеваетесь, могу вас понять. Вы знаете: обладать собственностью непорядочно, безнравственно, вот почему у вас ничего нет. Вы учились в Оксфорде, но бедны, как мы. Был электрический чайник, но и его кто-то украл.

— Может быть, ты.

— Люди просто рабы, иначе не стали бы с этим мириться, не стали бы мириться с мучительным голодом, когда миллионеры шикуют на своих яхтах, да и с какой стати? Но они рабы. Точно как евреи. Я читал в газете о концлагерях. Почему они покорно шли туда, как овцы, почему не сражались? И в лагерях — их же было так много, почему они позволяли травить себя в газовых камерах, почему не перебили охрану? Я бы сражался, будь я на их месте.

— Они не были организованы, — сказал Катон. — И они не были солдатами. Насилию нужно учиться. Они же были массой обыкновенных мирных граждан, которых вытащили из их контор и лавок. Это была масса испуганных одиночек, и каждый хотел выжить и, возможно, думал, что выживет, если будет вести себя тихо. Не хотел рисковать, чтобы избежать расстрела или пытки.

— Чертовы трусы. Как я ненавижу тех нацистских свиней, убил бы собственными руками. И все равно, старик Гитлер кое в чем разбирался, нельзя им не восхищаться.

— Легко задним числом говорить о сопротивлении. Но они не знали, что происходит.

— Они знали, что происходит с ними. Знали, что какая-то сволочь наставляет на них винтовку и отбирает их вещи.

— Точно. Люди боятся винтовок.

— Да, боятся. И что забавно, очень легко напугать любого. Не все это знают, но легче легкого.

— Я так и предполагал. Так что ты понимаешь.

— Легче легкого. Даже ножом. У меня есть нож — красавец! Напугал им девчонку на дороге, неожиданно вытащил и приставил ей к животу. Вы бы слышали, как она завизжала. Стоит только показать нож, и любой сделает что угодно: девчонки разденутся, богатенькие паразиты протянут свои бумажники — что угодно…

— Если ты…

— Хочу написать попсовую песенку: «Страх — это нож».

— Джо, если пойдешь по этой дорожке…

— Ну, это всего лишь игра, вы знаете меня, попугать жуликов, не причиняя вреда. И все-таки я не желаю быть рабом. Только посмотрите на людей вокруг, обыкновенных людей: к тридцати годам с ними все кончено, с таким же успехом они могли умереть, тупые свинячьи морды, ни о чем не могут думать, кроме телика да футбола, — по-вашему, это материализм. Я таким становиться не собираюсь, я не материалист, я знаю, что кое-что значу, и хочу быть другим, фигурой. Надо быть авторитетом. Чтобы тебя побаивались, да. Кто наверху? Тот, кого боятся. В мелком воровстве ничего хорошего, это протест, но на уровне детских шалостей. Крутые до мелких краж не опускаются, они держат в страхе простой народ. Мафия так и действует: запугивает людей, просто смех, на этом рэкет и держится, якобы защищает их. И Гитлер со Сталиным тем же самым занимались, это и сделало их важными фигурами. Хотел бы и я стать таким. Знаменитым. Не хочу быть жертвой системы, как все остальные. Если устроюсь на какую-нибудь ничтожную работенку, например в гараж, за гроши ремонтировать дешевые проржавевшие машины, кто я буду? Никто и ничто. Знаю, во мне что-то такое есть. Просто надо найти себя, найти свой путь, свой собственный. А это дает свобода. Большинство людей она пугает, свобода пугает, они — овцы, они хотят превратиться в дебилов, пялиться, разинув рот, в телик. Меня такая судьба не устраивает.

— Хорошо, пусть так, используй мозги, они у тебя есть! Думаешь, я желаю, чтобы ты превратился в дебила? И я не предлагаю идти работать в гараж. Получи образование — это путь к свободе, выход…

— Поздно, отец. Я чувствую себя несостоявшимся. Быть бы боксером — вот способ прославиться. Я хочу жить сейчас, хочу настоящих вещей: денег, развлечений. И они у меня будут, увидите, я удивлю вас…

— Ты удивишь себя. Могут повесить.

— Не сейчас, пока больше десяти лет не дадут, а выйду через шесть! Я бы хотел убить человека, прикончить кого-нибудь, просто чтобы понять, каково это. Не волнуйтесь, отец, я шучу! Но овцой я не буду, скорей умру.