Эротический потенциал моей жены - Давид Фонкинос Страница 14

То, чего некоторые из нас опасались, случилось. Кларисса не стригла себе ногтей уже два месяца, когда согласилась на половой акт с Эрнестом, довольно дикий, надо сказать. Кончила она весьма достойно, что обошлось ему в несколько глубоких царапин на спине, бесспорных следов любовницы-тигрицы. Старший брат Гектора, а главное – большой простофиля, Эрнест был вынужден избегать раздеваться чуть ли не две недели, убеждая Жюстину, что спина сильно мерзнет. Страх разоблачения отнюдь не вызывал у него сожаления о тех мгновениях, когда он целовал плечи тигрицы-Клариссы под сенью ее пышной шевелюры. Если верно, что физическая любовь безысходна, то Жюстина ринулась в тупик, чтобы ночью задрать майку на спине мужа, который, отметим, уже двенадцать лет спал с обнаженным торсом. Что-то тут было не так, а у женщин на это особый нюх. Эрнесту пришлось собирать чемодан, недоспав и недосмотрев сон, который казался многообещающим (китаянка). Перед самым рассветом он позвонил в дверь младшего брата, чтобы сообщить, что он переспал с брюнеткой из своей адвокатской конторы, что имя ей Кларисса и что жена, чертовы когти, его уличила, и, мол, могу ли я поспать сегодня у тебя, то есть уснуть-то мне вряд ли удастся, сам понимаешь, но после всего, что случилось, идти спать в гостиницу как-то не тянет. Гектор нашел в себе довольно энергии, чтобы предложить брату одновременно свое сочувствие, братскую нежность и диван-кровать, мягкость которой соответствовала современности стиля. Эрнест удобно устроился на этом новом для себя ложе (если бы еще и китаянка снова приснилась), прежде чем вновь обрести достоинство в постигшем его горе.

Эрнест всегда был крепким малым. И вот теперь этот любитель громких фраз о смысле жизни быстро превращался в воскресную развалину. А это было худшее из воскресений, то самое, которое нам сокращают на час. Он наверстывал все те годы, на протяжении которых не жаловался на судьбу. Бедняга все глубже и дальше уходил в туннель… А дочка! Малютка Люси, боже мой, ведь он же никогда больше ее не увидит! Его не будет дома, когда она явится Домой под утро с покрасневшими глазами, какие бывают у вялых и развратных подростков. Все, все кончено. Надо первым делом смотреть на ногти женщин, с которыми спишь. Вот болван! Теперь для него в жизни не оставалось ничего, кроме работы, и он набросится на нее завтра же, чтобы рухнуть под грудой папок с делами. Что до развода, то все по пословице – сапожник без сапог. Адвокаты просто чудовищно плохо защищают собственные интересы. Потому-то, кстати, они часто и женятся между собой, чтобы взаимоуничтожить этот эффект. Эрнест попросит Бертье вести его дело. Славный малый этот Бертье. Вдобавок, будучи закоренелым холостяком (Бертье достиг такого уровня холостячества, на котором о существовании женщин попросту забывают), он сделает все, чтобы ускорить процесс. Мужчины, у которых в жизни одно дерьмо, должны выручать друг друга. Нет, серьезно, Бертье – это именно то, что надо. Он вообще заслуживал, чтобы его упомянули раньше в этой истории.

Гектор был чрезвычайно смущен братними неурядицами, а еще больше смущала его следующая странность: Эрнест, бывший до сих пор чуть ли не олимпийским чемпионом во всех видах счастья, сорвался именно в тот момент, когда сам Гектор наконец-то узрел жизнь в розовом свете. Родители не хотели двух сыновей одновременно; стало быть, братья не могли вместе, параллельно, находиться в одной и той же точке жизненного пути. Казалось, колесо повернулось, и теперь Эрнесту предстояло, в свою очередь и к величайшему счастью Гектора, пережить период депрессий. Их братская жизнь была поистине шизофреничной.

Сие предположение о колесе, которое крутится между братьями, казалось весьма нелепым, ибо Гектор вовсе не был в лучшей своей форме. Неприятные периоды всегда подстерегают нас за мгновениями счастья. Это могло бы представляться смешным, особенно в данном контексте (такая красивая Брижит, такая процветающая фирма, ребенок, намечающийся в звездах будущего), и все же Гектор пребывал в каком-то лихорадочном состоянии. С самого утра он описывал круги по дому, чувствуя себя неспособным покинуть этот круг. Брижит, надев легкое платье, какого заслуживает каждое лето, куда-то ушла. Гектор не являл сходства ни с чем мало-мальски занятным. У него даже не было бороды усталого мужчины; его волоски на щеках и подбородке, отнюдь не победительного вида, напоминали служащих, которым в понедельник утром надо тащиться на работу. Во всяком случае, в его обществе заскучала бы и устрица.

Чуть позже мы застаем его сидящим в кресле. Чудовищные мысли крутятся у него в мозгу. Перед окнами, вымытыми в ту субботу или, может быть, в прошлую (это воспоминание возвращается к нему так часто, что он уже не знает точно, когда именно он испытал то неведомое доселе счастье), он хранит безмолвие. Исчезающее мгновение было остановлено, чувственность перехвачена, и можно было умереть в тот же день, ибо сказано у Томаса Манна: «Кто созерцал Красоту, уже обречен смерти». Брижит, моющая окна, была для Гектора чем-то вроде его собственной «Смерти в Венеции». Однако Гектор не знал, кто такой Томас Манн, поэтому и смог выжить. Бескультурье спасает немало жизней. О, этот субботний полдень! Легендарное мгновение, когда время, чтя подобную красоту, должно было остановиться! Гектор перед стеклом, все так же по-прежнему перед стеклом, плакал от любви. Возможно ли так любить женщину? Женщину во всей ее силе и хрупкости. Именно этот миг он постоянно прокручивал в памяти. Миг мытья, который он вовсе не выбирал, как не выбирают любовь, поражающую с первого взгляда, подобно удару молнии. Раз уж все пары без устали возвращаются в места своей первой встречи, Гектор был совершенно вправе переживать вновь и вновь минуты, когда Брижит мыла окна. Эти минуты станут паломничеством его любви.