Попытки любви в быту и на природе - Анатолий Тосс Страница 14

— Да какой там восторг! — раздался подломленный Жекин голос. — Не было восторга! Вообще ничего не было! Не получилось у нас.

— А… — начал злорадно посмеиваться Инфант, которому идея, что не получаться может не только у него, была просто как бальзам на больные части тела. — Сплоховал, значит, паренек.

— Да при чем тут паренек? — эмоционально разнесся по комнате Жекин голос. — У меня самой не получилось…

Теперь пауза наступила на нашем конце — недоуменная, вопросительная. Мы осматривали друг друга, и в каждом нашем взгляде звучал вопрос:

«Как такое может быть? Может, мы не понимаем чего? Надо же, столько, казалось бы, прожили, казалось бы, было время разобраться во всем. А не понимаем…»

— Как это, не получилось? Как у тебя может не получиться? — обратил я к Жеке наше общее изумление.

— Да вот так, не получилось, и все. Я же говорю, одни придурки попадаются, особенно последнее время.

— Неужели спазм? — неуверенно проговорил Илюха. — Неужели полное закрытие шлюзов? Неужели все это не выдуманные детские сексуальные страшилки, а совершенная реальность?

— Какой спазм? Какие шлюзы? Вы чего, ночью по Москве-реке сплавлялись? — тут же заинтересовался Инфант, которого родители в детстве от сексуальных страшилок, видимо, оберегали.

Но ему, как всегда, никто не поспешил разъяснять.

— Да откуда там спазм? Спазмы только у вас бывают. Говорят, они вам облегчение приносят, хоть и не продолжительное, — еще более занервничала Жека. — Говорю, не получилось, и все! И вообще, дураки вы все…

Тут мы поняли, что она на самом деле огорчена неудачей и не надо больше заострять — с кем, в конце концов, не бывает? А наоборот, надо заострять на светлом и позитивном.

— Слушай, Жек, — смахнул я с себя оцепенение. — Давай двигай к нам.

— Да… — засомневалась Жека, — а зачем?

— Есть дело, — пообещал я ей. — Да и вообще у нас веселее, и стрессов никаких, и ответственности. Никто тут у нас ни время не замеряет, ни дистанцию. Каждый управляется, как силы и умение позволяют. И никаких нареканий со стороны, никаких претензий.

— Ну ладно, сейчас приеду, а то хвостик чего-то совсем поник, — пообещала она, и голос ее оборвался где-то в подземных телефонных кабелях.

Мы задумались.

— Как это у женщины может не получиться? — обвел я вопросительным взглядом сидящих в комнате мужчин.

Но те лишь молчали и обводили ответными взглядами меня.

— Стариканер, — спросил Илюха, когда первое оцепенение с нас немного сошло, — о каком хвостике она в конце разговора упомянула? Про хвостик ты ничего никогда не рассказывал.

— А… — протянул я двусмысленно, — есть у нее один небольшой хвостик.

— А копыт у нее нету? — как всегда вышел за грань разумных фантазий Инфант, и я вопрос проигнорировал.

— Давай, давай, докладывай про хвостик, — начал настаивать Б.Б., и мне пришлось уступить. Не сразу, но в результате.

— В общем, это все несколько лет тому назад было, — начал рассказывать я. — Года четыре, а то и пять. Помнишь, Б.Б., ты меня тогда порекомендовал консультантом в компанию по производству… — тут я задумался. — В общем, не помню, по какому именно производству, но это и не важно. Ведь для нас, для тех, кто с открытой душой к делу подходит, да так, чтобы каждый раз по нестандартному, еще не проторенному пути пройти, нам, в общем-то, и не важно, откуда эти пути выходят и куда потом заворачивают. Нам все равно: бизнес ли из кризиса выводить, книги ли сочинять, живописью ли увлекаться, или вот, например, как сейчас, направлять Инфантову женщину по сексуальному направлению в сторону Инфанта. Мы, можно сказать, универсальные — нам главное, чтобы задача была позаковырестее и чтоб наш полет не ограничивал никто. Потому что если мы уже взялись не на шутку, то нам разбежаться как следует требуется перед взлетом. Вот из такой мы породы людей…

Тут они оба — и Инфант, и Илюха — закивали с пониманием головами, соглашаясь как бы.

— Короче, вот они меня и наняли, чтобы я все их бизнес-проблемы развеял по ветру. Контора эта, куда я наведывался, располагалась в большом здании, этажей этак на двадцать, и на каждом находилась тьма других служебных контор. А по соседству, совсем близко, располагался спортивный комплекс, типа фитнес, и в том числе два крытых теннисных корта. И вот многие сотрудники из нашего здания объединились и арендовали на этих теннисных кортах вечерние часы.

Инфант с Илюхой снова с пониманием закивали головами.

— Проблема тем не менее заключалась в том, — продолжал я, — что никто из собравшихся в теннис как следует играть не умел. Особенно женщины. Но всем страстно хотелось научиться. Опять же, особенно женщинам. Вот я и организовал женскую тренировочную секцию по игре в теннис.

— А ты разве сам умеешь? — засомневался во мне Инфант.

— Не умею, — ответил я честно. — Вернее, кое на что я по телевизору насмотрелся — например, как ракетку в руках держать, как замахиваться и прочие технические тонкости. Но так, чтобы играть, в полном смысле этого слова, с этим у меня действительно не все ладно. Впрочем, те, кто в теннисе разбираются хорошо, те знают, что там от азов до игры — дистанция редко проходимая. Ну а мы с азов, как и полагается, начали. К тому же одно дело — уметь играть самому, другое — учить других. Разные совершенно вещи. А я к тому, чтобы учить других, всегда тяготел. Тем более женщин, стремящихся к интеллигентной и изящной игре в мячик.

— Ну это понятно, — согласился Инфант.

— Так вот, там у меня организовалась достаточно приличная группа теннисисток. Во всех отношениях приличная — по возрастным данным, по внешним и даже по спортивным. А некоторые так вообще одаренными оказались, и тоже во всех отношениях. Не хуже, чем в штатовской школе Боллитери, которая тоже в основном на хрупких плечах наших девушек выезжает. И вот среди большого числа участниц я и состоял теннисным руководителем и единственным тренером.

— Молодец, стариканер, — одобрил Илюха. — Грамотно ты все тогда организовал. Я теннисисток твоих совсем неплохо помню, эффектные были теннисистки. Все в белом приходили и в коротком, многое на теле обнажающем. А зимой, когда вокруг тебя большинство людей плотно одеты, по обнаженным кусочкам тела особенно остро скучаешь. Именно почему-то зимой.

Зимой вообще многое по-другому высвечивается, — согласился я. — То, что летом воспринимаешь как должное, что и не замечаешь даже, по всему этому зимой порой тосковать сильно начинаешь. И не только мы начинаем, женщины тоскуют пуще других. Оттого они игру в теннис и полюбили так искренне, что она напоминала им о летней, праздной безалаберности. В движениях напоминала, и в одежде, конечно, тоже. Ведь в теннисе для женщины что главное? Главное — не голы забивать и даже не по мячику метко попадать, а в правильную спортивную одежду переодеваться. Чтобы обязательно маечка обтягивающая и юбочка коротенькая, сильно выше коленок, и чтобы носочки чуть-чуть до лодыжек не доставали. Да так, чтобы все это идеально белое было и приятно пахло свежестираным. А еще чтобы все мужчины, и особенно мужчины-тренеры, типа меня, глазели на тебя, не скрывая вожделения. И даже об этом трахнутом теннисе позабывали на некоторое время.