Горы, моря и гиганты - Альфред Деблин Страница 138

Моряков, потерпевших аварию, вытащили из успокоившегося моря. Слух о морских чудищах распространился по всей эскадре. Несказанный ужас отпечатался на лицах тех, кто видел страшное существо. Люди поняли, что со всех сторон окружены созданиями такого рода. Именно эти чудища — а может, еще и другие — в последние дни беспокоили эскадру: подплывали к кораблям, стонали, исчезали. Перепугались все участники экспедиции. Они уже утратили мужество, которое было свойственно исландским первопроходцам. За те недели, когда они плыли под дарящим блаженство светом, люди расслабились: по самым пустячным поводам начинали плакать или смеяться. Теперь они хныкали, расползались по своим каютам, не хотели плыть дальше. Дескать, кто знает, что всех их ждет впереди. Теперь, терзаемые страхом, они вспоминали Исландию: ее тяжело-топочущие бешеные вулканы. Они, эти вулканы, горели над Гренландией, они произвели на свет жутких чудовищ. Прочь от них, с нас довольно. Что себе позволяют эти градшафты, проклятые, что они с нами делают! Дрожащие люди приставали к начальникам экспедиции (которые сами с трудом держали себя в руках) и требовали, чтобы эскадра повернула на юг. А все же к страху перед чудовищами примешивался и другой страх: что придется покинуть это море, вернуться к прежней — мертвой — жизни. Такое возвращение тоже пугало. И руководители эскадру не повернули. Она плыла дальше, овеваемая все более теплым воздухом. Жар волнами изливался на людей, вновь скованных тем же страхом, который прежде, в Исландии, заставил каждого из них замкнуться в себе. Теперь они настойчиво пытались вновь обрести мужество: прежде всего потому, что их по-прежнему манил розовый свет.

Текущая под ними вода была голубовато-зеленой. Повсюду — какое-то бурление, завихрения, бьющие ключом струи, фонтанчики. Плавучие островки с деревьями теперь окружали их со всех сторон, дрейфовали между кораблями, которые от них уклонялись и шлюпок больше на воду не спускали. Вздрагивая и прижимая к груди кулаки, смотрели люди на пролетающих в небе птиц, пестрых поющих щебечущих, сбившихся в крупные стаи. Никто даже и не думал на них охотиться. На них просто пялились, не умея составить себе представление об увиденном, — бессмысленно, будто в ожидании некоего знака или под воздействием гипноза. Вода в некоторых местах была так густо покрыта зеленовато-бурыми массами, что приходилось делать крюк. А иногда и прорубаться сквозь плотные слои. Запутавшиеся в водорослях туши животных образовывали вместе с ними подобие войлочного покрова; попадались там и мертвые чудища, чьи головы торчали над поверхностью моря: невозмутимо-кроткие морды с бородками, обрызгиваемые голубой водой. И в те часы, когда ничего необычного не случалось, людей опять охватывало прежнее ощущение счастья. Все казалось таким безмятежным — до первого резкого птичьего крика.

Теперь они плыли по морю, окрашенному в темно-красный цвет. Корабли двигались очень медленно. Часами — только за счет течения. Было очень тепло; и ни малейшего ветерка. Над собой, в сияющем небе, на большой высоте люди видели призрачные скопления облаков, перемещающихся к востоку. Поверхность моря — цвета бургундского вина — порой покрывалась гребешками пены, но чаще равномерно простиралась на запад, напоминая густо засеянный газон. Газон этот, состоящий из морских растений, был плотнее того другого, буро-зеленого, через который они уже прорвались. Он представлял собой луга, поднявшиеся из глубины, которые порой, поблескивая, выступали над водной гладью и создавали обманчивую видимость суши. Луга эти лежали спокойно; лишь иногда можно было видеть, как на них вдруг образуются складки, словно на одежде, — а потом снова разглаживаются. Моряки не без тревоги наблюдали за такими явлениями, ибо постоянно боялись, что из моря вынырнет гигантское чудище. Пестрые птицы, сидевшие на мачтах, слетали вниз, на пурпурные луга, и прыгали по ним. Камни величиной с кулак и железки, которые моряки бросали туда, не прорывали луг, а лежали на нем. На газонах попадались и всякие мелкие твари, вообще в море не обитающие: летучие мыши, например; или легкие белые мотыльки, которые порхали над влажными водорослями и, сбиваясь в стаи, как бы покрывали эти луга бело-пятнистым узором. Порой по красной поверхности начинали бежать — или переплывать ее — мельтешащие темные зверьки. Маленькие, наподобие крыс, с пестрыми хохолками на затылках. Они копошились в воде, плыли почти вплотную друг к другу, цеплялись за слоевища водорослей, посматривали вокруг крошечными черными глазками; их хохолки поднимались вертикально, как гребешки. Между ними — голубые сверкающие цикады; они прыгали, но и, казалось, расправляли крылья. От цикад и исходил тот тонкий пронзительный свист, что — помимо далекого рокота и шороха копошащихся тел — доносился снизу, с морских лугов. Зверьки вскарабкивались на корабли, однако от встречи с людьми уклонялись. Люди и сами отшатывались от них, вскрикивали: на мгновенье моряков охватывал страх, но после они над собой смеялись, сочтя свой испуг детским.

Красный ковер иногда разрывался, потом соединялся снова. На корабли проникало все больше мелких тварей, мотыльки и птицы буквально осаждали палубы и мачты. В воде, когда газон разделялся, моряки видели довольно крупных желтых и иссиня-черных существ, плавающих. Вряд ли то были рыбы, скорее их гладкие блестящие тела напоминали тюленей; они сражались друг с другом и с гигантскими голожаберными моллюсками. У этих слизней оба передних щупальца превратились в сильные, покрытые сосками руки; вися головой вниз, слизни хватали и держали руками-щупальцами проплывающих под ними желтых животных, а задние, всасывающие щупальца прижимали к дергающимся тюленьим телам, которые быстро теряли цвет. Вода вокруг слизней всегда была мутной и с пестрыми разводами.

Удушливая жара… Люди на качающихся кораблях боролись с оцепенением. Они хватались за мачты и парапеты, бессмысленно улыбались, вперив взгляд в пространство. Едва держались на ногах. И грезили наяву: Пусть будет что будет… Чувствовали стеснение в груди. Вдруг воздух перед ними начинал дрожать. Дрожь вскоре прекращалась, возобновлялась в другом месте. Казалось, это просто вибрация воздуха, от жары; они помнили такое по Исландии: колыхание воздушных масс над огненным морем и потоками лавы. Вибрация вскоре возникала совсем рядом с ними, хотя зной не усиливался. Поверхности пурпурных лугов, густые заросли водорослей порой взрывались; над этими разрывами воздух, до высоты в несколько метров, дрожал, потом дрожащий столп эфира смещался; повсюду на его пути поле водорослей расступалось, затем снова смыкалось.

Однажды такой дрожащий воздушный столп внезапно возник перед одним из кораблей — стоявшим в стороне от других, среди водорослевого луга, и как бы заснувшим. Люди на палубе, не шевелясь, наблюдали за диковинными воздушными волнами. Вдруг какое-то гудение донеслось со стороны этой колеблющейся воздушной массы. И тут матросы с удивлением начали принюхиваться: на корабль толчками изливался запах дегтя, рассола. Они увидели, как вибрирующая масса медленно приближается к ним… И — что она вырастает из моря, что пронизана каналами, пульсирующими. Масса покачивалась. Воздушное чудище — теперь матросы поняли это, но не удивились и не испугались — плыло по морю, как многоэтажный дом. Оно было наполнено черной измельченной массой, разлагающейся: вероятно, то были водоросли и живые организмы, попавшие в пищеварительные каналы чудища. Птицы и мотыльки при приближении этого прозрачного желеобразного существа покинули судно; голубые цикады и крысы с пестрыми хохолками тоже, жалобно свистя, попрыгали в воду (с более далекого от чудища борта). Горообразное существо теперь сильнее обдало судно своим зловонным дыханием. Люди словно оцепенели, затем в беспамятстве свалились на палубу, чудище же переменило позицию, развернувшись верхней частью вперед. Там у него, как у плотоядных растений, было ротовое отверстие, окруженное венчиком из шевелящихся ротовых лопастей: колеблющийся стеклянистый свод, из которого и вырывалось — рывками — отдающее рассолом дыхание. Ротовые лопасти выкатились, распространились по палубе, обвились вокруг мачт балок людей. Они развернули судно поперек, подтащили его к низко наклонившемуся рту. Перед самым этим ртом судно опрокинулось. Оно погрузилось в воду, но было подхвачено желеобразным куполом, который нахлобучился на мачты и палубы, сомкнулся над ними. Воздушная медуза выпрямилась. Ее ротовые лопасти, вытянутые вертикально вверх, теперь игриво шевелились в воздухе. Деревянные части судна, вместе с железными деталями и людьми, переваривались судорожно пульсирующим желудком — парящие высоко над морем и хорошо различимые, — а потом растворились, разошлись по телу. Черные пятнышки разбежались но пищеварительным каналам; на куполе образовались тяжелые складки. Гул и дрожание воздуха прекратились. Животное ушло под поверхность моря. Нырнуло, перевернулось на бок, всасывало воду. Пурпурный водорослевый луг сомкнулся над ним.