Внезапно в дверь стучат - Этгар Керет Страница 13

Это началось с поцелуя. Почти всегда это начинается с поцелуя. Элла и Цики лежали голые в постели, соприкасаясь языками, когда она ощутила укол.

— Я тебя поранил? — спросил Цики, а когда она покачала головой, он поспешил добавить: — У тебя кровь идет.

У нее и в самом деле шла кровь. Изо рта.

— Прости, — сказал он, встал и беспокойно заметался по кухне. Достал из морозильника поднос со льдом и старательно постучал им по краю раковины. — Вот. — Цики протянул ей несколько кубиков дрожащей рукой. — Прижми к губе. Ну возьми же, кровь остановит.

Цики всегда хорошо справлялся с такими вещами. В армии он был фельдшером. Еще у него была лицензия экскурсовода.

— Прости, — повторил он, слегка побледнев, — видимо, я тебя укусил, ну, знаешь, в пылу страсти.

— Не олнйся, — улыбнулась она, прижимая ледяной кубик к нижней губе. — Ничео не слчилось.

Что, конечно, было неправдой. Потому что слчилось очень многое. Не каждый день у тебя идет кровь из-за человека, с которым ты живешь и который потом еще и врет тебе про укус, хотя ты отчетливо почувствовала укол.

Потом они несколько дней не целовались — из-за ранки. Губы — очень чувствительная зона. А позже, когда все-таки начали целоваться, делали это осмотрительно. Она чувствовала, что у него есть тайна. И действительно, однажды ночью она воспользовалась тем, что он спал с открытым ртом, осторожно подсунула палец ему под язык и нашла. Маленькую молнию. Молнийку. Но когда она потянула, весь ее Цики раскрылся, как ракушка, а внутри у него лежал Йорган. У Йоргана, в отличие от Цики, была крошечная бородка, очень-очень ухоженные бакенбарды и необрезанный член. Элла посмотрела, как он спит, тихо-тихо свернула Цики и спрятала в кухонном шкафу, позади ведра, там, где они держали пакеты для мусора.

Жизнь с Йорганом была нелегкой. Секс потрясающий, но Йорган очень много пил, а когда пил — страшно шумел и постоянно позорился. Еще он любил делать так, чтобы Элла чувствовала себя виноватой за то, что из-за нее он уехал из Европы и стал жить здесь. И каждый раз, когда в Израиле происходило что-нибудь плохое, неважно, в жизни или по телевизору, Йорган говорил ей:

— Смотри какая страна твоя, — причем иврит у него был очень плохим, а слово «твоя» — очень обвиняющим.

Ее родители его не любили, а ее мама, которой, кстати, нравился Цики, называла Йоргана «этот гой». Ее папа постоянно спрашивал его про работу, а Йорган ухмылялся и говорил:

— Господин Шабиро, работа это как усы, это уже давно нот фэшн. ^[19]

И это никогда никого не смешило. И уж точно не смешило папу Эллы, до сих пор ходившего с усами.

В конце концов Йорган свалил. Вернулся в Дюссельдорф заниматься музыкой и жить на пособие по безработице. Сказал, что в Израиле он никогда не сможет прославиться как певец, потому что акцент работает против него. Люди тут с предрассудками, немцев не любят. Элла ничего не сказала, но у нее было чувство, что и в Германии его странная музыка и китчевые слова особо не взлетят. У него даже была песня про нее. Она называлась Goddess ^[20] и вся была про то, как они занимаются сексом на волнорезе и Элла кончает, «словно волна разбивается о камень» (цитата).

Это произошло через полгода после отъезда Йоргана — Элла искала мусорный пакет и нашла Цики. Может быть, открыть молнию было ошибкой, подумала она. Может быть. В таких вопросах трудно сказать наверняка. Вечером, когда она чистила зубы, ей снова припомнился тот поцелуй, с уколом. Она тщательно прополоскала рот и посмотрела в зеркало. У нее остался шрам, и, разглядывая его вблизи, она увидела маленькую молнию. Элла неуверенно протянула к ней руку. Попробовала вообразить себя изнутри. Это наполнило ее надеждой — но и страхом, в особенности страхом перед веснушчатыми руками и сухой кожей лица. Может быть, подумала она, у меня обнаружится татуировка. В виде розы. Элла всегда такую хотела, но смелости не хватало. Казалось, это будет ужасно больно.