Не один - Отар Кушанашвили Страница 13

– Я не понимаю разговоров о просветлении, но разговоры про перерождение я теперь понимаю. Это совсем иное. Разговоры о просветлении дискредитированы рисовкой тех, кто их ведет. После того, что со мной случилось, скажу то, о чем думаю долго и мучительно: побывав ТАМ, считаю, что ЗДЕСЬ лучше.

Все знают душераздирающую историю о том, как Борис Моисеев чуть не умер, считался стопроцентным покойником, уцелел, забыл резкие движения и громкую интонацию. Мы сидим перед прямым эфиром на канале РОССИЯ, и мне приходится концентрироваться, потому что говорит он очень-очень тихо, с большим усердием доканчивая недолгую мысль: он говорит несколько слов, следует тайм-аут, после чего речь очевидно непросто возобновляется.

Я спрашиваю БМ, чего ему, выжившему, сейчас больше всего не хватает, он думает и совершенно серьезно говорит, что ему не хватает счастья в личной жизни.

Мимо проходит актер (который моложе) Панин с видом и амбре человека, не внявшего забористому призыву классика: «О, молодые, будьте стойки при виде ресторанной стойки!» Бросает, что читал, будто БМ хочет умереть на сцене, Боря без улыбки отвечает, что так и есть, всем видом давая понять, что на эту тему шутки для него неприемлемы.

Спрашиваю про расписание, зарядка, похожая на йогу, прием пищи, похожей на брандахлыст, тюремный режим. БМ впервые улыбается, даже начинает тихо смеяться, и я понимаю, что БМ режим не очень блюдет.

– Главный вывод после ЧП? Что в моей жизни есть только сцена и друзья. Больше ничего у меня нет. Я раньше строил планы, хотел глядеть далеко, это так смешно и грустно, вот он, твой день. Один. Здесь. Сейчас. Твой. Будь собран и благодушен. Делай свое дело, по возможности сияя.

– Но ведь, прагматично и цинично рассуждая, случившийся коллапс можно было конвертировать?

– Это как?

– Это очень просто: нужно вставить в программу беспросветные песни со строчками о Боге и героическом преодолении. А у тебя один сплошной мажор. Будь похитрее, как Люк Бессон: нравятся людям драмы – подари им драму, рекордную по слезоточивости.

– Ха-ха-ха! И с реквиема начать, и в конце врубить нарастающий стук копыт, чтобы этот звук потом резко оборвался… Нет, это не для меня. И не про меня.

В жизни человек легкий, а уж после того, что произошло, полон детской радости по поводу каждого дня – того простого факта, что он у меня есть. Вот такой – непримитивно яркой – должна быть и концертная программа.

Я спрашиваю, что его более всего раздражает сегодня. Он отвечает, что не раздражает, а, так точнее будет, расстраивает. Количество людей, которые стали верить «под камеры», «все публично кинулись иконы целовать».

В этот момент я вспоминаю, как в эфир радио КП позвонила, когда я желал БМ, прознав про реанимацию, скорейшего выздоровления, одна сильно верующая бой-баба с золотым в кавычках сердцем и пожелала и Боре, и мне, и всему сатанинскому шоу-бизнесу подохнуть в муках. В Улан-Удэ я встретил человека, которого оскорбляет сама мысль, что Борис Моисеев выжил. «Потому что вместе с ним выжил дух Сатаны, злая воля», – вот как он мне объяснил свою ненависть. Я вас обязан расстроить или как минимум проинформировать: таких людей легион.

Я спрашиваю БМ, в курсе ли он, что есть такой легион, он отвечает, что – еще бы, уже много лет, но ему важнее, что его считают светлым человечком Пугачева и Кобзон; задумывается, как кататоник, звучит призыв «Эфир начинается через тридцать секунд!», Боря говорит, что эпатаж он за собой признает, но всегда был за любовь.

Те, которые не рады, что он живой, – тоже. (Но я ему об этом не сказал).