Мухосранские хроники (сборник) - Евгений Филенко Страница 13

Неужели настал этот страшный миг?

Если в Галактике разразится война, никто уже не придет на помощь роллитянам. Не до отдельных планет будет, когда речь зайдет о судьбах целых звездных систем.

Как, из каких сокровенных источников черпала империя Моммр свою злую силу? И что можно предпринять для ее скорейшего обуздания? Да и возможно ли это теперь вообще, перед лицом катастрофы на Роллит?..

* * *

Ровно в семь часов внутри безотказного, давно и тщательно отлаженного организма Олега Олеговича Вольфа сработал невидимый, но раз и навсегда заведенный будильник. И хотя был выходной, не имело никакого смысла отступать от изначально установленного распорядка дня – да и всей жизни.

Не вставая, Вольф сделал несколько дыхательных упражнений из арсенала всемогущей йоги. Затем поднялся, накинул махровый халат и прошествовал в ванную. Смахнув с красивого, мужественного лица остатки сна, вернулся в спальню – настал черед гантелей и велотренажера. На исходе четвертого десятка лет Вольф не изменял установленному некогда порядку. После получасовой гимнастики последовали холодный душ, обтирание жестким полотенцем для стимуляции кровообращения и еще несколько йоговских асан – против единственно досаждавшей Вольфу близорукости. Стоя перед зеркалом и снимая жиллетовским станком пену со щек, Вольф спокойно изучал себя – это было не самым худшим из каждодневных ритуалов. Ни морщин на высоком, с залысинами лбу, ни седины в ровно уложенных прядях волос. Впереди еще три-четыре десятилетия полноценной творческой жизни. Несколько публикаций, монография, докторская диссертация. Затем – перевод в Москву, лаборатория в институте или, чем черт не шутит, директорство. Биография Вольфа напоминала ему, да и окружающим, вектор, устремленный в будущее, не подверженный ни отклонениям, ни даже случайным возмущениям. Житейские соблазны, пустое времяпрепровождение, пресловутый «прекрасный пол» – все тлен, все избыточная информация. Следовательно, вектор Вольфа несся мимо.

В крохотной кухоньке Вольф сам приготовил себе чай и бутерброды. Сам же и съел. Сам же и вымыл посуду. Затем, сбросив халат, облачился в изысканный финский костюм и не упустил надеть галстук, хотя и знал, что на улице зной. Посмотрел на часы – без четверти девять. Он как раз поспевал к открытию публичной библиотеки. Интернет интернетом, но не все еще первоисточники положены на цифру… Подобрал в прихожей заблаговременно уложенный атташе-кейс, проверил перед зеркалом центровку галстучного узла и аккуратность пробора. Опустил на глаза забрало темных очков с диоптриями. Полный порядок.

На лестничной площадке Вольф едва не столкнулся с соседкой сверху. Звали ее, кажется, Анжелика – нелепое, заимствованное из дешевой беллетристики имя, свидетельствовавшее о духовной бедности родителей. Но сама Анжелика была хороша, пусть даже и с легким налетом вульгарности – чуть гуще тени на веках, чуть больше помады на губах, чуть сильнее беспорядок в прическе, чем того требуют каноны безупречного стиля. И шифоновое платье чуть короче, нежели подобает замужней женщине. Хотя и молодой, красивой и бездетной. А муж Анжелики, неопределенных занятий субъект по фамилии Медведков, был пьяница и бытовой дебошир. Вероятно, руку на жену не раз поднимал. Мстил ей за красоту? Вполне в его духе.

Анжелика вскинула взгляд колдовских зеленых глаз на Вольфа, и тому почудилось в них нечто вроде просьбы. О чем? Он не знал. Губы Анжелики шевельнулись, прошелестев невнятное приветствие, и застыли, как если бы она вдруг задумалась, не заговорить ли с этим холеным, благополучным, живущим в недоступных для нее сферах мужчиной, словно сошедшим с киноэкрана на не так чтоб очень опрятную лестничную клетку. Но они не были коротко знакомы, и поэтому сработали условности подъездного этикета: Анжелика молча отвела глаза.

Вольф посторонился, пропуская женщину, и чуть кивнул. В его отлаженной, настроенной на десятилетия душе-программе наметился непредвиденный сбой. Но Вольф легко подавил его в зародыше. Если когда-нибудь он позволит собственной голове закружиться, то, разумеется, по поводу женщины из своего круга, чтобы гарантирована была полная общность интересов и увлечений. И, безусловно, свободной. Анжелика была чужда науке: она работала чуть ли не продавщицей в овощном магазине. И к тому же состояла в зарегистрированном браке, хотя Вольф и не мог одобрить образ жизни ее супруга.

На улице он задержался, чтобы купить бутылочку минеральной в уличном киоске. Пересчитывая сдачу, ненароком покосился на окна своего дома. Как странно – в одном из них, прижавшись к стеклу щекой, стояла Анжелика.

* * *

– Врешь, – сказал Колобов без особой убежденности. – Ты все мне наврал. Я тут ни при чем. Это анимация, три-дэ-рендеринг. Или гадовский блокбастер, ты их с пиратских торрентов снимаешь, лицемер несчастный.

Он сидел за кухонным столом, слепо тычась носом в литровую чашку с кофе. Всклокоченный, весь в порезах – рука во время бритья ходила ходуном.

– Дурень, – сказал Дедушев. – Где я возьму денег на канал такой ширины? При моей-то зарплате!

– А нигде. Ты втихаря хакнул провайдера. А теперь врешь.

– Хорошо. – Дедушев хлопнул ладонью по костлявому колену. – Уговорил. Проведем эксперимент. Я оставляю свой телевизор включенным, а ты сейчас умышленно причинишь какой-нибудь ущерб своему бесценному здоровью. Или совершишь неблаговидный поступок. А потом мы вместе поглядим, что станется с Роллит. Не могу же я, в самом деле, в собственной, как ты полагаешь, анимации предвидеть твои грядущие свинства!

– Что ж такое придумать? – неуверенно спросил Колобов. – Может, своровать что-нибудь?

– Валяй. Своруй у меня кошелек, там сотня с мелочью.

Дедушев развернулся задним карманом брюк в сторону Колобова и сделал вид, что не обращает на того ни малейшего внимания.

– А как же эти чудики? – пробормотал Колобов. – Они же там совсем погорят.

– То-то, осознал! А то не верил… Все только о себе и думаешь, а тут в твоих руках судьба целого мира!

– Что же мне делать? Крылышки из кисеи ладить? Стать активистом Общества спасения на водах? Или организовать Союз борьбы с компьютерными играми в рабочее время? Пользуешься ты. Дед, моей доверчивостью и впечатлительностью! А мне и без тебя тошно.

– Понятно, отчего. Во-первых, тебя совесть проснувшаяся гложет, а во-вторых, работает обратная связь. Ты взбаламутил роллитянам планету, а их страдания отраженным эхом будоражат твой организм. А как ты жил раньше, пока жена дома была?

– Ну, как, как… Нормально жил! Дом, работа, дом, работа. В общем, все так живут. Ну, в кино сходишь иной раз. На природу в выходные смотаешься… Скучновато, наверное.

– Вот и роллитяне так же существовали. Ровно, стабильно, без взлетов, но и без закидонов. Их планета не стала для галактики источником новых идей, научных открытий. Она была просто красивым курортным местечком.

– Выходит, я неправильно жил?

– А ты что же, всерьез полагаешь, будто от тебя есть какая-то польза? Оттрубил свое с восьми до семнадцати, погонял в своей лаборатории пасьянс на экране, в сортире покурил, а кончил смену – рога в стену. Это тебе польза от такого способа существования, а не обществу. Ты сам залез в житейский тупик и целую планету туда же заволок. Попробуй на моей планете Идеант разразись катаклизм, они его живо в узду заберут, да еще к делу применят!