Знаменитый газонокосильщик - Бен Хэтч Страница 13

«Скажите, вы хорошо знакомы с Джеем Голденом?»

«Нет, но мне доводилось пожимать ему руку в Чартридже».

Когда Шон немного успокаивается, я предлагаю ему еще один тест на гомосексуализм.

— Значит, так, я буду перелистывать страницы, — говорю я, кладя перед ним журнал «Хэлло!», — а ты меня остановишь, когда тебе кто-нибудь понравится. Главное, чтобы ты действовал спонтанно и полагался на собственную интуицию. Старайся ни о чем не думать, иначе ничего не получится.

Я принимаюсь медленно переворачивать страницы, начиная с раздела, где запечатлены особы королевской крови.

— Принцесса Монако Стефания, — говорю я, задерживаясь на несколько секунд. Шон качает головой, не обращая на нее никакого внимания. Далее мы переходим к кинозвездам. Через несколько страниц, не вызывающих у него никакой реакции, мы доходим до Ника Нольта, снятого дома со своей женой. — Ник Нольт, Шон. Тебе нравится Ник Нольт? — Шон улыбается и качает головой.

Следующими идут Николь Кидман и Том Круз, и Шон указывает на них пальцем.

— Я понимаю, почему Круз нравится девушкам, — неохотно произносит он.

— Тебе он тоже кажется привлекательным? — спрашиваю я.

Шон говорит, что не знает, и погружается в мрачные разглагольствования о том, что теперь, когда не надо следить за ежечасными сообщениями об эскалации ближневосточного кризиса, ему нечем будет заняться.

Существует два вида людей: одни стремятся вперед, а другие — в сторону. Последние ужасаются при виде того, во что они могут превратиться, первых вдохновляют мечты о том, кем они могут стать. Папа — человек, ориентированный вперед. Я стремлюсь в сторону. А Шон представляет собой жуткую картину того, во что я могу превратиться.

Суббота, 27 февраля

Сара будет венчаться в часовне Генриха VII в Вестминстерском аббатстве. Папа объявил это сегодня за столом поверх тарелок с куриным карри (Сара забыла купить окорок, и папе пришлось готовить самому). Сначала венчаться хотели в церкви Христовой в Беллингдоне, но папа переговорил с настоятелем аббатства, который читает Хвалебные песни, и тот сказал, что Сара может обвенчаться в часовне.

Сара счастлива, Джемма мечтает пойти в аббатство, чтобы посмотреть, что надо на себя надевать в торжественных случаях, а папа носится по всему дому, поддавая ногой воображаемые кегли, и непрестанно повторяет: «Я родился в двухэтажном муниципальном доме в Уэйкфилде, а теперь твоя сестра выходит замуж в Вестминстерском аббатстве. Вот за что я люблю эту страну».

Однако он не упускает возможности устроить мне очередной скандал. Выйдя из-за стола, я направляюсь в туалет, и он принимает это за уловку, чтобы избежать мытья посуды. Когда я возвращаюсь, все уже вымыто, и он произносит: «Чрезвычайно изобретательно. Ты всегда умеешь переложить свои дела на других. Отлично».

Я отвечаю, что совершенно не собирался отлынивать и мне просто понадобилось в клозет, на что он заявляет, что пора уже начать помогать ему по хозяйству.

— Даже Чарли делает больше, чем ты, хотя он в два раза тебя младше, — говорит он.

Позднее он снова поднимается ко мне, когда я устраиваюсь работать над своим романом. Он говорит, что это мама выполняла все обязанности по дому и никогда ни на что не жаловалась, но он — не мама, и мне пора принять в этом посильное участие.

— Я не шучу, — говорит он. — И кстати, когда я получу свой чек на триста фунтов?

Упоминание мамы в этом контексте выводит меня из себя, и я заявляю, что начну помогать ему тогда, когда он перестанет пичкать нас куриным карри. Папа складывает руки на груди и интересуется, чем мне не угодило куриное карри. Я говорю, что с карри все в порядке, если не считать того, что мы едим его уже две недели и в нем не хватает овощей, так что в ближайшее время у нас начнется искривление позвоночника из-за недостатка витамина D.

Перед смертью мама научила его готовить примерно дюжину блюд. Она познакомила его с рецептурой рыбных пирогов, жарких и запеканок. Она даже выписала некоторые рецепты на отдельные листочки и приклеила их к холодильнику, но теперь папа утверждает, что они потерялись.

— А может, ты сам начнешь готовить для себя, а заодно и для нас? — говорит он. — Хотя нет, как я мог забыть? Ведь это значит что-то делать для других.

Меня уже начинает тошнить от всего этого. Когда Сэлинджеру было столько лет, сколько мне, он уже писал рассказы для журнала «Эсквайр». Когда ему было пятнадцать, он писал саркастические заметки для Военной академии в долине Фордж. А чем занимаюсь я? Как можно стать голосом своего поколения, когда на тебя кричат из-за невымытых кастрюль и ты целыми днями обзваниваешь строительные фирмы?

Отправился к Дебби, чтобы взбодриться и продолжить работу над книгой, но в результате еще и она на меня накричала. Когда я попросил положить в чизбургер четвертинку плавленого сыра вместо куска обычного, она заявила, что мне здесь не «Ритц». Я туманно намекнул ей на то, что, пожалуй, переберусь в «Шипящие сосиски», и, похоже, мы друг друга поняли, потому что она добавила к моему чизбургеру бесплатные чипсы и рогалик с маслом.

10 часов вечера.

Несмотря на то что Джемма бросила отделение классической филологии в Шеффилде, сегодня она очень интересно рассказывала о древних греках. Когда Александру Македонскому было столько, сколько мне, его учителем был Аристотель. Джемма показала мне иллюстрацию в одном из своих учебников, когда мы вернулись к ней домой, поиграв в автоматы в пабе. На рисунке оба изображены рассматривающими равнобедренный треугольник, начерченный Аристотелем на песке. Хотелось бы мне быть Александром Македонским и чтобы меня повсюду сопровождал самый образованный человек в мире. Я не хочу сказать, что мой отец — имбецил, но эрудицией он, честно говоря, не блещет.

Вечером я ввязываюсь с ним в очередную перепалку. Когда мама была жива, она всегда умела вовремя вмешаться. Она настолько не переносила наши ссоры, что всегда приходила ко мне и уговаривала извиниться. Она говорила, что папа любит меня и ему тоже очень неловко из-за того, что произошло. Вероятно, то же самое она внушала и папе, потому что иногда мы с ним сталкивались на лестничной площадке нос к носу и тут же мирились. Я считал, что папа вышел для того, чтобы признать свою неправоту, и в порыве великодушия извинялся первым, а он, вероятно, полагал, что это я собираюсь признать свою ошибку, и хоть и не извинялся (он никогда ни у кого не просит прощения), то, по крайней мере, смотрел на меня с виноватым видом.

Все наши ссоры довольно легко объяснимы. Папа — очень властный и неуправляемый человек, а я, в отличие от его подчиненных на работе, не делаю того, что он от меня хочет. Уж не говоря о том, что и сам я иногда провоцирую его на мелкие стычки. Настоящими ссорами их не назовешь, и я их устраиваю скорее для нашего обоюдного блага, так как они дают ему возможность проявить свою власть в тех областях, которые для меня мало что значат. Именно поэтому я отказываюсь выписать ему сегодня чек, хотя мог бы начать выплачивать долг. По этой же причине я не заношу свои долги в календарь, где они должны фиксироваться по взаимной договоренности. Я делаю это ради сохранения статуса-кво, и это вовсе не является воровством, хотя папа и утверждает обратное.