Последний бой майора Петтигрю - Хелен Саймонсон Страница 13

— Неважно. Где вам удобно.

Он тут же пожалел о сказанном. Вообще-то было очень важно, где он выйдет — или, вернее, где они встретятся потом, так как он собирался пригласить ее на чай. Но просить подвезти его к определенному месту было бы невежливо.

— Обычно я еду в библиотеку, а потом хожу по магазинам на Миртл-стрит, — сказала она. Майор не представлял себе, где находится Миртл-стрит, но предполагал, что речь идет о бедных кварталах выше по склону, возможно, неподалеку от знаменитого кафе «Карри Винда-Линда на вынос» рядом с больницей. — Но я могу высадить вас где угодно, главное, определиться, чтобы не пришлось разворачиваться.

— Ах да, одностороннее движение, — сказал майор. — Помнится, мы с женой как-то раз так застряли в Эксетере. Она упала с лошади и сломала палец, и мы целый час кружили по городу вокруг больницы, но никак не могли подъехать ко входу. Чувствовали себя шариками в лабиринте.

Позже они с Нэнси смеялись, представляя, как Данте переписывает «Чистилище», изображая его как район с односторонним движением, проезжающие по которому то и дело видят святого Петра и сверкающие врата где-то за разделительными барьерами. Он вдруг почувствовал укол совести, поняв, что уже не испытывает неловкости, говоря с миссис Али о жене, что потери обоих стали удобным связующим звеном.

— Как насчет торгового центра? — предложила миссис Али.

— Как насчет берега? Вам не надо будет делать крюк?

Он понимал, что, конечно, ей придется сделать крюк. Пешком до набережной было всего несколько минут, но правила дорожного движения предполагали поворот налево и длинную петлю по старой части города. Ей же нужно было подняться вверх по холму, вглубь города. Вся жизнь теперь протекала в глубине города, как будто город повернулся к морю спиной.

— Отлично, — согласилась она, и вскоре автомобиль остановился у парковочного автомата рядом с пляжем. Не выключая двигатель, она уточнила: — Встречаемся через полтора часа?

— Договорились, — сказал он, передал ей книги и открыл дверь.

Он пытался найти подходящую формулировку, чтобы пригласить ее выпить чаю, его мысли метались, но ни одна из них так и не оформилась в слова. Проклиная себя, он помахал миссис Али и пошел прочь.

Юридическая контора Тюкзбери и Тила размещалась в лимонно-желтом особняке, построенном в эпоху Регентства, на маленькой площади в двух кварталах от моря. В центре площади располагался крохотный опрятный скверик с высохшим фонтаном и газоном, надменно поглядывавшим из-за витой чугунной изгороди. Окружавшие площадь особняки, ныне переделанные в конторы, казалось, до сих пор населяла именно та порода людей, для которых их построили. Здесь обитали юристы, бухгалтеры и случайно затесавшаяся актриса в пору увядания — все они оберегали атмосферу преуспевания, несколько омраченную постоянно доносящимся шумом людских амбиций. Мортимер Тил оставался все тем же слегка гротескным персонажем.

Майор пришел раньше положенного и теперь наблюдал за эркером соседнего магазина интерьеров, где дородная женщина в зеленом парчовом костюме яростно взбивала гору подушек. Две брехливые бородатые собачки бросались на бахрому. Майор, опасаясь, что, если задержится подольше, непременно увидит, как одна из них подавится шелковой пуговицей, пошел дальше. Рядом с клубнично-розовой виллой, где обитали бухгалтеры, молодящийся мужчина в ярком полосатом пиджаке с мобильным телефоном размером с футляр для губной помады уселся в шикарный черный спортивный автомобиль. Майор заметил, что кок напомаженных черных волос был зачесан назад, чтобы скрыть лысину на затылке, и с неудовольствием понял, что мужчина напомнил ему Роджера.

Старый мистер Тюкзбери, тесть Мортимера, был представителем если и не принципиально другой породы людей, то, по крайней мере, более счастливой, образованной и расслабленной версии обитателей площади. Семья Тюкзбери занималась юриспруденцией с начала XX века, и с тех самых пор Петтигрю пользовались их услугами. За это время они прославились тем, что преуспевали во всем, за что ни брались, и не гнались за славой. Отец, сын и внук не забывали о своих гражданских обязанностях (например, оказывали бесплатные юридические консультации городскому совету), но отказывались выступать на судебных заседаниях, возглавлять комитеты или фотографироваться для газет. В детстве майор восхищался неторопливой речью мистера Тюкзбери, его скромной одеждой и тяжелыми серебряными часами.

Их с Берти озадачило решение Тюкзбери взять себе в партнеры Мортимера Тила. Тот возник ниоткуда и сразу же приударил за дочерью и единственной наследницей Тюкзбери, Элизабет. Люди поговаривали, что он приехал из Лондона, при этом неодобрительно кривясь, словно речь шла о мрачных закоулках Калькутты или о колонии бывших преступников вроде Австралии. Мортимер питал пристрастие к аляповатым галстукам, был чрезвычайно привередлив в еде и так усердно расшаркивался перед клиентами, что майору на ум приходило слово, которое до сих пор он вспоминал только когда оно появлялось в воскресном кроссворде — «елейный». Он женился на Элизабет, что дало ему возможность вторгнуться в клан Тюкзбери. В конце концов старый Тюкзбери скончался, и молва гласила, что Мортимер добавил свое имя на дверную табличку, пока вся семья была на похоронах.

Майор подумывал найти себе нового поверенного, но ему не хотелось прерывать семейную традицию. В моменты искренности он признавался самому себе, что избегает встреч с Мортимером. Вместо этого он напоминал себе, что Мортимер — отличный специалист (что было правдой) и что несправедливо питать неприязнь к человеку только за то, что носовой платок у него фиолетовый в горошек, а ладони неизменно влажные от пота.

— Рад нашей встрече, майор, даже при столь печальных, печальных обстоятельствах.

Мортимер прошагал навстречу майору по темно-зеленому ковру и пожал ему руку.

— Благодарю.

— Ваш брат был прекрасным, прекрасным человеком, и для меня было большой честью называть его своим другом, — Мортимер бросил взгляд на стену, увешанную фотографиями в позолоченных рамках, где были изображены мэр и различные местные чиновники и сановники. — Я только вчера говорил Марджори, что он многого бы достиг, если бы к этому стремился.

— Мой брат разделял неприязнь мистера Тюкзбери к местным властям, — сказал майор.

— Конечно, — сказал Мортимер, вновь устраиваясь за своим столом и указывая майору на кресло. — Я все время твержу Элизабет: будь моя воля, давно бы ушел на пенсию.

Майор промолчал.

— Что ж, приступим? — Мортимер вытащил из ящика папку цвета слоновой кости и, привстав, положил ее на середину разделявшего их широкого стола, причем накрахмаленные манжеты поползли вверх, открывая взору пухлые запястья, а пиджак наморщился на плечах. Он открыл папку и повернул ее в сторону майора. Титульный лист, гласивший: «Последняя воля Роберта Кэролла Петтигрю», теперь был украшен отпечатками толстых пальцев Мортимера.

— Как вы знаете, Берти назначил вас своим душеприказчиком. Если вы готовы выступить в этой роли, я дам вам некоторые документы, которые потребуется подписать. В этом случае вы должны будете проследить за выполнением распоряжений, которые касаются благотворительности и сберегательных счетов. Ничего утомительного. Как душеприказчику, вам по традиции полагается некоторая компенсация расходов, но, возможно, вы захотите отказаться…