Стертые времена - Владимир Гой Страница 13

– Здравствуйте! Очень рад вас видеть! Могу я к вам присесть?

– Конечно, присаживайтесь! – её милая улыбка говорила, что это было искренне.

– Вообще-то меня зовут Генрих!

Она протянула руку.

– Лана! – представилась она.

– Очень приятно! У вас красивое и необычное имя!

– Ваше имя тоже редкость для этих мест! Вы, наверное, немец?

– По паспорту белорус, по матери немец, но внутреннее ощущение, что я немецкий еврей! Я продукт дружбы народов!

Она засмеялась:

– Чувство юмора у вас есть, а это уже очень много!

А в моей голове роились мысли – о чём говорить дальше? Тему зубов я отбросил сразу, театр тоже – последний раз я там был года два назад. И тут я сел на своего любимого конька – оперу, которую полюбил благодаря жене. Как раз на прошлой неделе я в очередной раз смотрел «Турандот».

– Как вы тут оказались? – полюбопытствовал я. И чуть не упал со стула, услышав её ответ:

– Вы говорили, что где-то тут недалеко работаете. У меня сегодня выходной, вот я и решила прогуляться по Старой Риге, а заодно и посмотреть, где вы обитаете!

От такого прямого ответа мне стало не по себе. Было видно, что эта женщина не виляет, пытаясь всё представить случайностью, как это сделал бы я. Я жутко покраснел, может быть, впервые за последние двадцать лет, то ли оттого, что меня смутила её откровенности, то ли оттого, что мне, как школьнику, ясно показали, что врать глупо.

И я тоже стал говорить прямо:

– Я и сам не знаю почему, но вспоминал вас все эти дни, и мне хотелось скорее вас увидеть.

– Наверное, у вас опять разболелся зуб! – в её словах прозвучала лёгкая ирония, и я её сразу поддержал.

– Боюсь, что сердце тоже!

Она улыбнулась:

– Такое бывает, зубы дают осложнение на сердце.

Потом я вспомнил про «Турандот», и меня понесло. Она слушала меня очень внимательно, словно никогда не бывала в опере. А я описывал ей одну сцену за другой и в кульминации рассказа даже затянул своим дребезжащим голосом «Бест Нормааааа», пытаясь подражать великому тенору. За всё время моего рассказа она не проронила ни слова, и только когда почувствовала, что я закончил, произнесла:

– Мы с другом тоже там были, мне понравилось.

Ощущение, что я полный дурак, появилось уже потом, когда мы расстались, а в тот момент мне показалось, что я поскользнулся и сел в лужу. Слова, сказанные на прощание, меня добили:

– Не зря я вас искала, вы интересный человек, мы ещё обязательно увидимся.

И она, поднявшись, протянула мне руку. Мне захотелось наклониться и поцеловать её запястье, но я боялся показаться ей ещё большим идиотом, чем оказался в момент моего рассказа и дурацкого пения, и я просто её легко пожал. Уже возвращаясь на работу, я клял на чём свет стоит свою дешёвую, показную эрудицию и… то, что у неё есть друг.

В четверг я пришёл на приём на полчаса раньше. К моему удивлению, возле кабинета на стульях никто не сидел. Я стал прислушиваться к звукам из кабинета – оттуда не раздавалось жужжания бормашины, не слышалось стонов нетерпеливых пациентов вроде меня, там стояла тишина. Я тихонько постучал, и раздался знакомый голос: «Войдите!»

Сегодня я был как никогда молчалив, сразу лёг в кресле и послушно открыл рот. На этот раз она недолго возилась с моими зубами, и минут через пятнадцать я мог отправляться на все четыре стороны. Просто так я уйти не мог, поэтому спросил у глаз над марлевой повязкой:

– А вы не хотите ещё раз в Старый город прийти на чашечку кофе?

Я не видел ее губ, но мне показалось, что глаза ее смеются.

– Мы, наверное, про оперу не договорили. Я подумаю над вашим предложением!

Я с глупой улыбкой кивнул и уже было взялся за ручку двери, приготовившись уйти и больше сюда никогда не возвращаться, а лекарство из зуба выковырять где-нибудь в другом месте, как вдруг услышал:

– Завтра я обязательно подойду туда же к часу дня. До встречи!

Сегодня я уже не корчил из себя эстета, а был самим собой. Она пришла ровно в час и сразу предупредила:

– У меня всего сорок минут, потом мне надо забежать к маме. Я живу по расписанию – работа, дом…

Самое удивительное, что я не пылал к ней какой-то дикой страстью, хотя она вполне могла ее вызвать. Мне нравилось с ней говорить, она излучала необыкновенную доброту, одновременно грустную и нежную. В этот раз не было никакой иронии, и мы просто разговаривали обо всём на свете. Я рассказывал ей о работе, о своей давнишней мечте стать писателем. Она мне говорила о своём ревнивом приятеле, о том, что у неё нет почти никакой возможности с кем-то общаться из-за его характера. Время пролетело быстро, мы попрощались, и она ушла, оставив мне номер телефона своей работы и предупредив, что, к сожалению, другого телефона дать не сможет.

– Сегодня я общался с очень интересной женщиной, – поделился я с женой. – Она мне лечит зубы, мы случайно встретились в кафе и долго болтали.

Другая жена сразу бы закатила жуткую истерику, напоминая о семейном долге и сопровождая это соответствующими словами. Лера же просто подошла ко мне, взъерошила рукой мои и без того торчащие волосы:

– Наверное, и в самом деле интересная женщина, раз ты с ней встретился, фантазёр ты мой! Не влюбись только! – и нежно меня поцеловала.

Я представил свою реакцию, если бы мы с женой поменялись местами. Конечно, мне хотелось бы думать, что я поступил бы точно так же. Но это навряд ли. И смогла ли бы вообще со мной жить какая-то другая женщина? Что-то подсказывало мне: «Никакая!»

Через неделю мы опять встретились у неё в кабинете, уже в последний раз.

– Надеюсь, что с вашими остатками зубов будет всё нормально!

В этот момент в кабинете не было медсестры, и я неожиданно для неё нежно коснулся губами её щеки, закрытой марлей:

– Спасибо, доктор!

Она не рассердилась, да это можно было назвать даже не поцелуем, а просто знаком благодарности. Тут вернулась медсестра, и я приготовился уйти, посылая глазами знаки, и приложил руку к уху, показывая, что позвоню. Она кивнула в ответ.

Позвонить я смог ей уже только на следующий день из Питера, извиняясь, что не получилось это сделать вчера. Она конспиративно отвечала:

– Да, да, конечно! Позвоните в следующий раз! Я буду ждать!

Вот это «Я буду ждать!» заставило моё сердце биться сильнее – меня будут ждать. Я спрашивал сам себя: «Что с тобой? Ты пытаешься закрутить новый роман? Хочешь с ней переспать? Или просто играешь в непонятную игру?» – и ответа найти не мог, просто очень хотелось услышать её голос и увидеть её.

После обеда я опять пошёл в Русский музей. Снова стоял возле картины Иванова и поражался сходству этих женщин – одна на холсте, написанная много лет назад, и другая, словно сошедшая с полотна в наше время. Потом я отправился прямо в зал Айвазовского к «Девятому валу», где я всегда ощущаю запах моря, сел напротив картины на скамейку и надолго погрузился мыслями в бушующие волны вместе с гибнущими моряками.