Да будем мы прощены - Э. М. Хомс Страница 13

– Во как, – говорит оператор. Будто гавкнул, а не сказал.

«Волновые качели» плавно взмывают с земли. Я в кресле перед Эшли, подвешенный на двадцатифутовой анодированной цепи. Кресло делает пару оборотов по широкому кругу, поднимаясь все выше, и потом расходится, вертясь все быстрее и быстрее. Оно широко раскачивается, болтается, мы взлетаем круто вверх и пикируем далеко вниз. У меня кружится голова, тошнит, я пытаюсь найти, за что зацепиться вниманием, что-нибудь такое, что не движется. Таращусь на пустые кресла впереди, на синее небо над головой. Теряю чувство равновесия, боюсь, что вдруг потеряю сознание, выскользну из кресла и упаду на землю.

Когда мы приземляемся, Нейт уже нас ждет. Я выхожу с аттракциона, пошатываясь, при выходе ударяюсь головой о цепь.

Мы направляемся к «Дому с привидениями», прыгаем в вагончики, и поезд через двойные двери врывается в темноту. Там тепло, пахнет потными носками. Над головой слышны завывания, душераздирающие визги мертвецов, треск бревен, падают с неба призраки, дюйма не долетая до наших лиц, и их втягивает обратно наверх. Механический саундтрек перебивается жуткими задыхающимися звуками.

– Что это? – спрашиваю я.

– Это Эшли, – отвечает Нейт.

– У тебя удушье? – спрашиваю я, отстегивая ремень и пытаясь повернуться на нее посмотреть.

– Она плачет, – говорит Нейт. – Это так она плачет.

Вокруг трещат молнии, вагоны лезут наверх в темноту замка, а я поворачиваюсь и пытаюсь перелезть из своего вагончика к Эшли. Вдруг начинает мигать стробированный свет, и, как в каком-нибудь замедленном фильме братьев Маркс, я оказываюсь на крыше вагона на четвереньках. Поезд едет прямо на закрытую дверь замка. Перед самой дверью он резко сворачивает, и меня выбрасывает из вагона прямо на стену. Я пытаюсь за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть, думаю, как бы не попасть на третий рельс, если здесь есть такая штука. И все останавливается. Темно, как в шахте.

– Не двигаться, – слышится голос сверху.

Эшли продолжает плакать, всхлипывая в темноте. Через минуту «Дом с привидениями» заливает яркий флуоресцентный свет, и обнажаются все тайны ночи: хилые стены из папье-маше, дешевые, связанные веревочкой скелеты на проволочных подвесках, выкрашенные, как и все вокруг, флуоресцентной желтой и лиловой краской.

– Ну, и какого? – спрашивает оператор, шагая по рельсам.

– Извините, – говорю я.

– Извиняется он, – буркает оператор, не глядя на меня.

– Девочка расплакалась.

– Ты как, детонька? – спрашивает оператор у Эшли с неподдельным участием. – Никто не ранен?

Мы все качаем головами:

– Нет, все целы.

Оператор хватается за толстый канат спереди поезда и стаскивает нас вниз, нагибает голову перед дверью, и мы вываливаемся в дневной свет.

– Точно всё у вас в порядке?

– Насколько это возможно при данных обстоятельствах, – отвечаю я и даю ему двадцатку. У меня почему-то ощущение, что так надо. – Поехали домой, – говорю я детям, выводя их на парковку.

– Все было хорошо, пока в «Дом с призраками» не попали, – говорит Нейт.

– Да, – соглашаюсь я.

На обед мы едим спагетти под соусом, сделанные Джейн.

– Люблю мамины спагетти, – говорит Эшли.

– Отлично.

Я думаю, что их осталось всего два контейнера в морозильнике, и на всю жизнь растянуть не получится. Интересно, можно ли спагетти клонировать? Сохранить образец или взять мазок соуса Джейн, а кто-нибудь изготовит такой же?

Спагетти, замороженная брокколи, крем-сода и фунтовый пирог от «Сары Ли». Можно подумать, что у нас все под контролем.

Проходит кошка, зацепив меня хвостом за лодыжки. Эшли поднимает крышку и показывает мне ящик, где аккуратно сложены сорок банок кошачьего корма.

– Больше всего она любит лосося, – говорит Эшли.

После обеда я снова везу детей в больницу. Тут все как-то потише, отделение освещено скудно. Его пространство разделено на восемь палат со стеклянными стенами, из которых шесть заняты.

– Как? – спрашиваю я сестру.

Она качает головой:

– Все так же.

Дети пришли навестить мать. Натаниэл принес статью, написанную им для школы. Читает ее вслух, потом спрашивает, как она думает: не нужно ли еще добавить? И ждет ответа. Механическим дыханием дышит вентилятор. Натаниэл, прочитав статью, рассказывает о парке аттракционов, потом про какого-то мальчика из школы, о котором она, очевидно, уже знает. Рассказывает, что провел подсчеты, и выходит, что когда он пойдет в колледж, это будет стоить около семидесяти пяти тысяч долларов в год, а когда Эшли – то уже и больше восьмидесяти. Говорит матери, что ее любит.

Эшли растирает мамины ноги.

– Это приятно? – спрашивает она, втирая крем в пальцы ног и вверх, до лодыжек. – Давай я завтра принесу лак и ногти тебе накрашу.

Потом, вечером, я прохожу по дому и выключаю всюду свет. Уже почти полночь. Эшли в своей комнате, играет со старыми игрушками. Все куклы с полок сидят на полу, а она – посередине.

– Пора спать, – говорю я.

– Еще минуточку.

Натаниэл дальше, в комнате родителей, растянулся на их кровати и спит, полностью одетый. С ним Тесси, положила голову на подушку. Вместо Джейн.

Утром к дому подъезжает фургон. Из него выходит человек и выгружает шесть ящиков. Я смотрю из дому, как он их переносит по одному к входной двери. Сперва я думаю, что это родственники той семьи, которую убил Джордж, прислали адскую машину. Но доставщик работает так методично, так тщательно, что он явно профессионал иного рода. Перед тем как позвонить, он выкладывает все по ниточке.

Тесси лает.

Я осторожно отпираю дверь.

– Доставка, – говорит он. – Распишетесь за все это?

– Конечно. А что это?

– Ваше имущество.

– Мое?

– Офисное барахло, – говорит он, поворачиваясь уходить. – Откуда мне, на фиг, знать? Я курьер. Восемь утра, а люди уже вопросы задают. Когда ж это кончится?

Он идет к своему фургону, всю дорогу причитая.

Я затаскиваю ящики в дом. В них – вещи из офиса Джорджа.

– Ты что-то заказывал? – спрашивает Эшли.

– Это для твоего папы, – говорю я, и мы втроем затаскиваем ящики к нему в кабинет и закрываем дверь.

– Можно я цветок себе возьму? – спрашивает Нейт.

Принято решение снять Джейн с системы жизнеобеспечения и взять у нее органы для пересадки.

– Я всю ночь не спала, – говорит ее мать. – Я приняла решение, передумала, снова решила и снова передумала.