Наркопьянь - Алексей Ручий Страница 13

Леха был пьян. В говно. Не знаю, как он умудрялся играть в таком состоянии и даже кому-то нравиться. Видимо, это был его особый рецепт. Он умел препарировать слушателя на свой лад. Он стебался над ними, смеялся им в лицо, а им нравилось. И он забирал их деньги.

Увидев меня, Леха расплылся в широкой пьяной улыбке:

- О, бля, какие люди!

Да уж. Хоть кто-то мне рад. Искренне, я имею в виду.

- Братан, ты не представляешь, как они меня заебали, - Леха орал на весь тамбур, - и как я рад видеть тебя. Дай я тебя поцелую, - и он потянулся своими губами к моим.

Не то чтобы я был против дружеского поцелуя, я допускал возможность поцелуя мужчины с мужчиной, у меня не было предрассудков на этот счет, но сейчас я отстранился.

- Леха, кончай дурить.

- Почему ты не хочешь меня целовать? - кажется, он искренне удивился. - Вон Брежнев всех целовал, по телевизору на всю страну показывали, и Кобейн... Кобейн Новоселича целовал в губы прям на концертах, бля... Ты че гомофоб?

- Леха, я не гомофоб, и ты это прекрасно знаешь. Просто не хочу. Давай лучше руки друг другу пожмем.

- Руки пожать - это попса, бля. Хуе-мое, это ничего не значит.

- Вообще-то это старинный жест, показывающий, что у того, кто вступает в разговор, пустые руки, то есть он безоружен. Что его помыслы чисты. Ладно, к черту, не хочешь – не будем жать руки.

- Э, ты че обиделся что ли?

- Нет, с чего ты взял. Забей.

- А пошли со мной играть, а? - электричку слегка дернуло, Леха покачнулся, - блядь, постебемся над этими, - он кивнул в сторону раздвижной двери, сквозь которую были видны пассажиры, достающие билеты, - в вагон зашли контролеры.

- Леха, у меня билета нет. Я вообще-то от контролеров съебываюсь.

- Это хуйня, - Леха махнул рукой, - я договорюсь... с музыкантов денег не берут, бля.

Я еще раз посмотрел в вагон, контролеры медленно приближались.

- Ладно, уговорил.

- Щас мы им устроим, - усмехнулся Леха, - Лед Зеппелин, твою мать.

Он перехватил гитару. Контролеры, мужчина и женщина в форменных синих куртках, прошли вагон и вышли в наш тамбур. Леха кивнул им – кажется, они были знакомы – он играл в этих электричках уже лет пять. Женщина-контролер посмотрела на меня.

- Он со мной, - Леха мотнул головой в мою сторону.

Контролеры молча прошли в другой вагон.

- Видал, - улыбнулся он мне своей пьяной улыбкой, - а ты ссал... шутов везде любят, а музыканты - это, бля, те же шуты, я те говорю, и везде им дорога открыта. Хочешь убить короля, блядь, стань его шутом, - он покачнулся, - ладно, пошли – дадим джазу.

Мы прошли вагона четыре. Я заходил и садился на ближайшую к входу скамейку, а Леха играл, потом мы вместе шли через вагон. Кто-то тянул Лехе мятые десятки. Леха молча забирал. Иногда деньги давали мне. Я их отдавал Лехе; вместе с железной мелочью все эти деньги представляли собой довольно-таки приличную сумму. Час работы какого-нибудь клерка оплачивается так же, а Леха заработал их за полчаса. Учитывая то, как он был пьян, это можно было считать успехом. Правда, по лехиным рассказам так перло отнюдь не всегда, гораздо чаще выходило по нулям.

Мы остановились в тамбуре, и Леха достал из гитарного чехла бутылку пива – жидкости в ней было примерно наполовину, и она была прикрыта пробкой, чтобы пиво не проливалось. Леха сорвал пробку и сделал глоток. Пробка покатилась по полу в сторону автоматических дверей вагона.

Потом он протянул бутылку мне. Я тоже глотнул. Пиво осторожно скользнуло по пищеводу и упало в пустой желудок. Тот недовольно заурчал. В последнее время он получал в основном только жидкую пищу. С минимумом питательных веществ и большим содержанием этанола. Наверное, ему это не нравилось.

Электричка плавно тормозила, приближаясь к очередной станции. Мимо поплыла платформа, замелькали люди. Мы с Лехой ездили уже часа два, постоянно меняя направления: сначала ехали в одну сторону, потом пересаживались на обратную электричку. В карманах у Лехи звенела мелочь. Он покупал пиво, расплачиваясь мятыми десятками. У меня в кармане тоже лежали несколько десяток и пригоршня мелочи. Я уже не помнил, когда в последний раз у меня были деньги.

Двери открылись, и Леха вдруг выскочил на платформу. Я остался стоять в тамбуре, решив, что он шутит. Мы не собирались здесь выходить. Леха покрутил головой секунд пять и вдруг куда-то быстро пошел, причем, у меня складывалось впечатление, что обо мне он забыл напрочь. Гитару он держал наперевес, словно грозное оружие, способное одним выстрелом сметать с лица земли мирные села и города. Он был не в себе, но не просто пьян, а безумен, проспиртован насквозь. Он исчез из поля моего зрения.

Осторожно, двери закрываются, - пророкотал сиплый динамик. Я рванул к выходу и еле успел выскочить, сзади с шипением сомкнулись створки автоматических дверей электрички. Издав протяжный свисток, похожий на стон, она тронулась. Я искал взглядом Леху.

В дальнем конце платформы на скамейке сидела компания – человек пять или шесть. Рядом с ними стояли пивные бутылки, целые и пустые, было видно, что эти ребятки навеселе. Они громко кричали и размахивали руками. Я скользнул взглядом по ним и увидел Леху – он стоял рядом.

Внутри заскребло, по спине пробежала, шевеля всеми своими лапками, ледяная сороконожка тревоги. Я знал, чем все это кончится. Это не Питер. Хотя и в Питере попробуй-ка ночью прогуляться до круглосуточного ларька за сигаретами где-нибудь в Купчино или Рыбацком – далеко не факт, что вернешься домой целым и невредимым. Здесь же действовали исключительно биологические законы: каждый защищал свой ареал. Чужака могли запросто избить до полусмерти. Это в лучшем случае. Убийства тоже не были редкостью. Я сжал кулаки и пошел в их сторону, готовясь к самому худшему. Наши шансы были низки, я бы сказал, что они были нулевыми.

Я приблизился на расстояние, с которого можно было начинать атаку. Нужна была какая-нибудь тяжелая штуковина – кусок арматуры или что-то вроде того – тогда можно было бы рискнуть отбить Леху и попытаться уйти. Хотя здравый смысл подсказывал, что никуда тут не уйдешь – электричка отчалила и следующая будет не раньше, чем через час, а вокруг только эта глушь, в которой наши противники наверняка чувствуют себя как рыбы в воде. Ничего не подворачивалось. Я собирался драться голыми руками. То есть сознательно выбирал верную смерть. Ладно, хоть подохну не от голода, а в бою. У древних скандинавов это считалось почетной смертью: викингов, павших от руки врага, забирали в Вальхаллу девы-валькирии; после смерти им причиталось вечно пировать за праздничным столом у бога-воина Одина.

Каково же было мое удивление, когда я увидел, что Леха как ни в чем не бывало беседует с ними. Дракой тут и не пахло. Местные просили его сыграть на гитаре. Леха делал вид, что ломается и стебался над ними. Достаточно опасная игра. Правда, и Леха достаточно хитровыебанный тип, чтобы местные что-нибудь просекли.