Дрезденские страсти - Фридрих Горенштейн Страница 13

– Мы разделяем полностью взгляды имперского правительства Бисмарка, – сказал Генрици, – по вопросам централизации и понимаем его недоверие к реформерам по поводу того, что центр движения находится вне Пруссии и стремится к федеративности. Но мы склонны к национальной централизации не в интересах сохранения капиталистического режима, слишком связанного с еврейским банковским капиталом, а в интересах социализма… Мы открыто предлагали прусскому царскому дому в интересах германской нации социальную диктатуру в Германской империи. Несмотря на то, что нам грозит запрет оевреившегося бундесрата, этой продажной формы еврейского парламентаризма, мы говорим: в случае несоответствия наших идей с идеями прусского царского дома мы будем искать орудие этой диктатуры в другом месте…

После этих слов Генрици в пивном зале наступила тишина. Так крайни, так предельны, так искренни, так, может быть, преждевременны были страстные слова Генрици.

– Может быть, вы, – сказал Купец, назвав меня по имени-отчеству, – неточно перевели?

Забыл сообщить, что я тихо, чтоб не мешать остальным делегатам, переводил речи, параллельно их стенографируя, поскольку Купец вовсе не знал немецкий язык, а Надежда Степановна знала нетвердо, несмотря на то что жила уже год в Дрездене.

В тишине, наступившей наподобие шока после предельных слов Генрици, встал человек, в котором даже издали можно было узнать пруссака, и сказал тихо, но твердо:

– Если подобные антиправительственные речи будут продолжаться, мы покинем конгресс.

– Придворный проповедник Штеккер, – прошептал мне Лацарус, мой добрый проводник.

Штеккер представлял правую сторону конгресса. Имея широкие связи с консервативными аристократическими кругами, поддержанный прусской аристократией и двором, он проповедовал идеи христианского социализма и именовал себя политическим антисемитом.

– Мы тоже не разделяем взгляды канцлера Бисмарка на еврейскую проблему, – сказал Штеккер, – но это не значит, что антисемитизм как орудие самозащиты немецкого народа должен быть отдан в руки революционным смутьянам, которые используют его как способ для достижения собственных честолюбивых целей… Мы еще раньше реформеров начали говорить и писать против евреев, в которых видим главных виновников социального и нравственного разложения германского государства и германского народа. Но нам непонятен страх реформеров перед адресованными им упреками в том, что они служат правительственным целям. Мы тоже, как и реформеры, стоим на позициях мирной, не революционной пропаганды антисемитских идей, и с этой целью нами еще в 1878 году была создана «Христианско-социальная партия». Но если острие этой пропаганды реформеры направляют в народные массы, которые политически невежественны и инертны, то острие нашей антисемитской пропаганды направлено к правительству, ко двору, к нашему высшему культурному аристократическому сословию…

– Которое все более связывает себя с еврейским капиталом, – бросил с места Генрици.

– Именно поэтому наша антисемитская пропаганда должна быть усилена, – ответил Штеккер. – Мы должны объяснить канцлеру, что его ошибочная еврейская политика рано или поздно превратит Германию в Палестину без пальм… Наш идеал – это осуществление идей социализма посредством союза с христианством… Это весьма высокий идеал… Нельзя отрицать, что первые христиане и были первыми, до сих пор самыми совершенными социалистами…

– Но возможно ли подобное возвращение на восемнадцать веков назад, – язвительно заметил Генрици, – тем более без веры в близкий конец мира. Вот что кажется сомнительным…

– Более всего, – сказал Пинкерт, – вредит вам, господин Штеккер, и вашим приверженцам не идея возврата к первобытным христианам, а ваше желание играть политическую роль и приобрести влияние на имперское правительство. Желание, которое подчиняет вас этому правительству и заставляет вас терять ту независимость и свободу, которую, я считаю, сохранили мы в нашей мирной антисемитской пропаганде. И нам понятно, почему вы с такой неохотой явились на конгресс. Впрочем, я рад вас приветствовать, ибо международному антисемитизму ценны все взгляды и все его оттенки.

Было на этом первом заседании конгресса еще несколько выступлений, менее значительных, в основном в той или иной форме повторявших и варьировавших уже высказанные основными ораторами идеи. Политический спектр конгресса, таким образом, следующий: правая сторона – «Христианско-социальная партия» Штеккера, или так называемые политические антисемиты. Центр – Deutsche Reformpartei Пинкерта, так называемые экономические антисемиты. На левой стороне венгерский антисемитический форейн Виктора Иштоци – народные антисемиты. Идеи Иштоци искусно поддерживает Иван Шимони, чрезвычайно живой, деятельный, многосторонне образованный и начитанный. Кстати, в вопросах антиеврейской социалистической культуры он является последователем Евгения Дюринга, что сближает его с Генрици. Активным деятелем венгерских антисемитов является и Оноди, самый молодой из венгерских депутатов и представляющий в венгерском парламенте Тиса-Эслар, ту местность, где евреями было совершено ритуальное убийство венгерской девушки Эстер Шолимоши. На крайне левой стороне – имперские, или государственные, социалисты, Staats-Sozialisten Генрици.

Между многочисленными германскими антисемитами и блестяще представленными венгерскими антисемитами антисемиты австрийские и малочисленны, и незначительны. Несколько выделялся меж ними Цербони, секретарь единственного австрийского реформ-форейна и издатель двух маленьких газет.

– В Австрии евреи слишком могущественны, – сказал мне впоследствии за кружкой пива Цербони, – мало кто решается восстать против них… Вена вообще их центр, они составляют двенадцать процентов населения.

– Подобные суждения, – сказал я ему откровенно, – не делали бы много чести мужеству жителей Австрии. Но я сомневаюсь в их полной верности. Я знаю, что многие славяне австрийские и большая часть консерваторов-немцев постоянно жалуются на евреев, союзников австрийских немцев-либералов.

Цербони лишь вздохнул тяжело, но ничего мне не ответил.

Кроме этих национальностей было еще два бельгийца, один голландец, один француз, американец из Канады, о котором я уже упоминал, и мы – пять русских делегатов.