Ной - Дэвид Мэйн Страница 13

– Видела. Мой деверь Сим назвал бы это дурным знамением. Даже на моей родине люди приходят от этого в ужас.

– Где бы ни жили люди, затмение наводит на них страх. Хотя, сама видишь, явление вполне объяснимое.

Он расстилает на столе свиток, испещренный мелкими значками, выстроенными в колонки.

– Согласно моим подсчетам, следующее затмение произойдет ровно через две недели. Точно в полдень. – На его красном обветренном лице играет удовлетворенная улыбка. Он как ребенок, который только что справился со сложной задачкой. – Весь мир погрузится во мрак, – с удовольствием произносит он.

– Запомню, – говорю ему тоже с улыбкой, хотя внутренне содрогаюсь.

– Запомни, – кивает он. – И не забудь, кто тебе обо всем рассказал. После затмения подумай еще раз о танце, в котором кружатся небеса.

* * *

Через десять дней я высаживаюсь на северном побережье и присоединяюсь к банде северных варваров, возвращающихся после набега на южные города. Они признаю´т во мне северянку, мне удается выдать себя за жрицу Оды, поэтому бандиты дают мне лошадь и не трогают меня. Мы едем по ночам, держась подальше от населенных мест, приближаясь к ним только для того, чтобы украсть скот. Мои спутники головорезы, одетые в волчьи шкуры; они, не задумываясь, перерезают глотку любому, кто встает у них на пути. Я прилагаю все усилия, чтобы избежать кровопролития, но дело это непростое. Я ведь жрица Оды, пьющей кровь своих врагов, а врагов у Оды немало.

Я собираюсь пробраться на север и обратиться к женщинам – главам родов с просьбой помочь мне собрать как можно больше животных. После этого я отвезу животных на юг. Спору нет, план нельзя назвать изощренным, однако, в силу сложившихся обстоятельств, других вариантов у меня нет.

Мои спутники лишены изящества, как и многого другого, но их поведение предсказуемо и с ними я в безопасности. Два дня проходят без особых происшествий, но на третью ночь мы натыкаемся на маленькое поселение в пару-тройку домов, где нам оказывают серьезное сопротивление. Три человека из банды гибнут под ударами копий. Защитники, вооруженные каменными топорами и короткими бронзовыми мечами, кидаются на нас. При свете луны идет короткая кровавая схватка. Мы превосходим защитников числом, и вскоре все они гибнут. Новых потерь у нас нет. Бандиты без промедления убивают женщин. Остались только дети – четыре девочки и два мальчика. Девочки маленькие, вряд ли у них хоть раз были месячные. Мальчикам года по четыре, может, пять.

Бандиты насилуют детей. Я отхожу в сторону и бормочу проклятия на языке Хама – эти свиньи принимают их за молитву Оде. Когда мужчины вдоволь натешились, дети, к счастью, уже без сознания. Бандиты поджигают соломенные крыши, двое из них извлекают мечи, чтобы перерезать детям горло, но тут подает голос главарь:

– Подождите!

«Слава Богу», – думаю я.

– Пусть этим займется жрица, – говорит главарь. – Как-никак это воля Оды.

Они поворачиваются ко мне. Песочные пряди главаря, словно гадюки, ниспадают ему на плечи, плечи и грудь укрыты кожаными пластинами, на месте некогда отрезанного носа – небольшое утолщение.

– Ну, жрица?

Я делаю глубокий вдох.

– Ода не желает этой жертвы.

Мужчины переминаются с ноги на ногу. Глаза главаря сверкают, в них отражается горящий огонь.

– Как интересно. Предыдущая жрица, которая геройски погибла, сражаясь с нами плечом к плечу, говорила совсем иначе.

Мужчины перешептываются и согласно кивают.

– Она говорила, что нужно убивать врагов Оды при любой возможности. Кроме того, она сражалась с нами, а не пряталась за лошадь при первом признаке опасности. Она была настоящей жрицей.

– Как и я.

Главарь презрительно улыбается, обнажая коричневые пеньки зубов. Отверстия на том месте, где должен быть нос, выглядят омерзительно:

– Не думаю.

Бандиты делают шаг вперед. В отчаянии я пытаюсь совладать со своим голосом и говорить спокойно:

– Думайте, что делаете. Ода разгневается, если хоть волос упадет с головы ее слуги.

Хохоча, они заламывают мне руки, связывают запястья и кидают на одну из лошадей.

– Увидим, – обещает главарь.

Мы скачем сквозь ночь. Когда днем на привале они швыряют меня на землю, у меня кружится голова, меня тошнит. В моем желудке, измученном долгой тряской, уже давно ничего нет.

Мужчины обступают меня, поглаживая себя между ног.

– Послушайте, – говорю я. – Не делайте этого. Пощадите себя.

Они смеются.

Я всю ночь думала над тем, что им сказать.

– Сегодня с небес исчезнет солнце. Только троньте меня, и больше никогда не увидите солнечного света.

– Брехня, – отмахивается один из них и раздвигает мне ноги, но другие кладут руки ему на плечи.

– Чего? – недовольно спрашивает главарь. Он задирает голову, словно принюхивается к ветру отсутствующим носом. – Чего там с солнцем?

Я молю Яхве о том, чтобы капитан-финикиец не ошибся в расчетах.

– В полдень Ода проглотит солнце. Освободите меня, и я упрошу богиню вернуть его. Тронете меня сейчас, и больше никогда его не увидите.

Мужчины переглядываются. Они очень суеверны, мои слова напугали их. Некоторые из них щелкают пальцами: я знаю, так отгоняют зло.

– Брехня, – повторяет мужчина, который собирался взять меня первым, однако на этот раз в его голосе слышится сомнение.

– Ладно, – резко говорит главарь. Возможно, он чувствует, что нужно подбодрить упавших духом людей. – Значит, ждем до полудня. Если ты говоришь правду, будем молить Оду о пощаде. Если лжешь, то… – Он чешет волосатой лапой между ног. – У нас будет лишнее время хорошенько подготовить свое оружие. Верно я говорю?

Бандиты хохочут. Слишком громко.

* * *

С каким невероятным наслаждением я смотрю на эту банду глупцов без роду и племени, которые падают на землю при виде меркнущего солнца. «Будто змея прячется в нору», – думаю я. Кто-то трясется, кто-то, захлебываясь собственным страхом, плачет как ребенок. Один даже обделался. Ладно. Запомню – больше ни одного худого слова о финикийцах.

Мы на прогалине на склоне холма, с которого открывается хороший вид на зеленую долину, начинающую постепенно темнеть. Со склона холма на долину медленно и тяжеловесно, как сама Смерть, наползает тень. Воины тычут пальцами в небо, давятся ужасом, рыдают.

Солнце уже на две трети исчезло, словно его пожрало какое-то гигантское невидимое чудовище. Безносый главарь падает передо мной на колени:

– Падаю ниц перед Одой.

Ладно.

– Какая ей от этого польза? Вы нанесли оскорбление ее жрице.

Он поднимает голову. Лицо мокрое, глаза безумные.